Город разрастался вместе с набиравшей силу и мощь империей. Облик его менялся век от века. Частые пожары подчас стирали с лица земли целые районы, но куда больший урон архитектуре наносило городское руководство, постоянно обуреваемое планами по благоустройству и перепланировке столицы. К числу особо любимых способов онанизма относилась непрерывная перекладка брусчатки. Целые улицы застилались ею, следом, по каким-то неведомым причинам, вновь очищались до голого грунта, и укладка начиналась сызнова. Ходили слухи, что кое-кто просто набивает на этом деле карманы, но подобные разговоры велись шепотом и в кругу надежных собеседников. В империи Кранг-дан законодательно запрещалось критиковать деятельность руководства. За это могли сослать в рудники, или еще куда-нибудь, или просто прибить в темном переулке, которых в столице хватало с избытком.

Список достопримечательностей столицы по параметрам национальной значимости и культурной ценности возглавлял исполинский монумент, стоящий на гранитной набережной реки Недоброй, и прозванный в народе черным всадником. Огромная скульптурная композиция изображала черного рыцаря на черном вздыбленном коне. Над своей головой всадник держал занесенный для удара черный меч. А под ним, исполняя роль постамента, громоздилась гора порубленных тел, попираемых исполинскими копытами исполинского жеребца.

Этот монумент служил олицетворением мощи и силы темной империи. Черный рыцарь на черном коне, рубящий черным мечом всех, кто по каким-то причинам пришелся ему не по нраву, воплощал многовековую политику злодейской державы. Правителям Кранг-дана не нравились все, кто не являлся их рабами. Они считали врагом весь окружающий мир за пределами империи, мечтали завоевать его, все сжечь, всех убить, а уцелевших заковать в цепи и долго сечь плетьми. Правда, до сих пор с завоеванием мира как-то не складывалось, и если в империи и секли кого-то, а секли там часто и много, то собственных же граждан. Те, впрочем, относились к процедуре с пониманием и возражений не выказывали. Все помнили о великой цели – о мире под властью зла. Ради достижения мирового господства незазорно было подставить зад под плетку палача. Иные, особо патриотичные, так даже с радостью оголяли тыл и отважно клали оный на алтарь победы. Справедливости ради все же следует сказать, что граждане темной империи куда больше любили наблюдать за поркой кого-то другого, чем принимать непосредственное участие в данном процессе.

Но даже в сердце империи находились провокаторы, непрерывно совершавшие акты поругания и кощунства в отношении национального символа. В числе этих внутренних врагов внезапно оказались птицы. По каким-то известным лишь богам причинам пернатые исстари полюбили гадить на черного всадника. Героический воин на вздыбленном коне вечно стоял в белых подтеках гуано. И патриотично настроенных граждан возмущал не сам факт присутствия дерьма на статуе, а то, что птицы подобным грязным образом из года в год пытались превратить черного всадника в белого.

С целью защиты национального символа от посягательств птичьего поголовья принимались различные меры. Птиц пытались травить, отпугивать, отстреливать. Один из бывших императоров даже издал закон, строжайше запрещавший птицам осквернять монумент. Но беззаконные пернатые проигнорировали оное высочайшее повеление.

Ничто не могло спасти черного всадника от ежедневного осквернения. Птиц тянуло к нему будто магнитом, и едва оказавшись над монументом, они ощущали незамедлительное желание облегчиться. По городу давно гулял слушок, что птицы гадят на черного всадника не просто так. Что птиц этих, дескать, готовят в Ангдэзии, а потом засылают в Кранг-дан с диверсионными целями. Судачили о происках белых магов, о мировом заговоре против зла и тьмы, и о многом другом. А черный всадник как стоял в белых подтеках, так и продолжал стоять.

Разные императоры пытались спасти черного всадника разными способами. Нынешний же правитель, Дакрос Безжалостный, махнул на это дело рукой, отделавшись приказом мыть статую раз в месяц.

Ловко порхая в восходящих потоках теплого воздуха, крошечный воробышек пронесся над морем черепичных крыш столицы, увидел впереди мрачную фигуру исполинского всадника, и заспешил к ней. Проносясь над головой истукана, воробышек сам того не желая, уронил вниз небольшой гостинец, метко пристроив его прямо на макушку национального символа.

Сделав свое грязненькое дело, воробышек понесся над рекой, мимо высоких корабельных мачт и мелких рыбацких лодчонок. На соседнем берегу он разглядел огромное сооружение, черное и страшное, с множеством башен и шпилей. Воробышек, разумеется, не мог знать, что подлетает к императорскому дворцу - сердцу всей державы. Там, за толстыми стенами неприступной цитадели, величественно и незыблемо восседал на черном троне сам Дакрос Безжалостный, бессменный вождь мирового зла.

Но воробышку не было никакого дела даже до такой важной персоны, как император всея тьмы. Им, пернатым, руководили иные, более приземленные интересы. Только что славно оправившись на голову черного всадника, воробышек тут же ощутил потребность заморить червячка. Он уже собрался спуститься вниз, к темным и грязным улицам, и поискать поживу там, как вдруг его зоркие очи углядели прямо по курсу накрытый, будто специально для него, пиршественный стол.

Воробышек глазам своим не поверил. Одно из окон черной цитадели было распахнуто настежь, а на его подоконнике стояла обширная кормушка, полная восхитительного корма. Пташка едва не захлебнулась слюной, узрев сие фантастическое изобилие. Воистину, это было императорское угощение. И кто бы сумел устоять перед ним?

Поддавшись соблазну, воробышек заложил вираж и резко спикировал к открытому окну. Вид невероятного угощения усыпил бдительность пернатой твари. Обычно осторожная, крошечная птичка забыла обо всем, когда приземлилась посреди целого моря разложенного угощения. Она наклонила голову, и отведала первый кусочек. Тот оказался восхитительным. Воробышек, помахивая крылышками от удовольствия, принялся деловито набивать брюшко. Об одном он жалел - что не сумеет съесть все. А ему бы очень этого хотелось.

Слишком поздно воробышек услышал резкий щелчок и нарастающий свист. Он успел лишь вскинуть голову и обернуться на звук, когда тяжелый свинцовый шарик со страшной силой врезался в его крошечное тельце. Ударом воробышка буквально разнесло вдребезги. Останки несчастной птахи сдуло с подоконника, и они полетели вниз, вместе с принесшим ей гибель свинцовым шариком.

Злюка опустила рогатку и довольно ухмыльнулась, радуясь очередному трофею. Затем взяла со столика кинжал с длинным узким клинком, и прочертила им на спинке своего ложа короткую белую полосу - триста восемьдесят седьмую по счету.

Спрыгнув с кровати, Злюка подошла к окну и выглянула наружу. Ее нисколько не заинтересовал открывающийся вид на огромный город. Корабли, облепившие пристани, тоже мало ее заботили. Она зорко высматривала новую жертву. Но небосвод был чист. Ни одна птаха больше не бороздила его.

- Ладно, - процедила Злюка сквозь зубы.