Шрифт:
Закладка:
Смутившись, я отвела взгляд. Подавив болезненный порыв, раскрыла блокнот и вчиталась в строки, прописанные аккуратным старомодным почерком. Яркие угольные чернила складывались в названия вещей с кратким описанием, что и откуда было спасено после приказа Адама об уничтожении всех вещей почившей супруги. Катарина присела на один из свободных стульев, открыв ящик рядом. Внутри показались дорогие рамы некогда написанных картин.
— Первые два ребенка появились относительно легко, она потеряла много сил, роды длились долго, но после она дольше оправлялась от потери собственных детей, чем от обычной боли рожениц. С Авелем, конечно, вышло совсем иначе. У нее были разрывы, врачи больше заботились о младенце, чем о Лили. Она так кричала, так выла, но мужчины остались холодны к ее мольбам. Видимо, тогда Адам надеялся, что халатность сможет погубить королеву, чтобы не пришлось отдавать приказ и пачкать руки самому, но она выжила. Она упрямо желала получить свое дитя и защитить его от короля, и не было бы ничего, что могло ее остановить, даже собственная беспомощность.
На чуть пожелтевший от времени листок упала первая слеза. Я поскорее закрыла записную книжку и отложила ее на столик, чувствуя, как слабеют руки, а общее с некромантом сердце предательски заныло, словно в нем проворачивался чей-то острый, жестокий клинок. Не дожидаясь моего ответа, леди продолжила пытку.
— Меня не пускали к ней, мне не дали даже попрощаться. Адам избавился от нее подло, бесчестно, сразу после родов, не проявив ни капли уважения к матери собственного дитя. Поступила бы так хоть одна женщина? Смог бы так легко отказаться от своих первенцев мужчина? Я умоляла мужа уехать из Целестии, оставить этого безумца на его проклятом троне, спастись от его сумасбродных решений, но муж желал стать опорой принцу и научить его иному. К сожалению, не успел, не смог.
Каждое слово врезалось в разум, словно сотня отравленных игл. В пору было просить пощады, но горло сдавило в спазме, казалось, что еще немного, и я не смогу даже дышать, в ужасе съежившись в единый, ненавистный себе ком сожалений и самобичевания. Невольно сгорбившись и вжав голову в плечи, будто это могло спасти меня от боли, стараясь сделать хоть что-то, я присела перед ящиком и вытянула первую попавшуюся картину. На ней на фоне беседки, увитой диким виноградом, стояла Лилит, счастливо улыбаясь художнику. Такой счастливой Ньярл видел ее в последний раз только когда сам отправлял на смерть, доверившись наивному детскому обещанию беречь себя.
Давно на душе не было так паршиво.
— И что вы собираетесь сделать с этой коллекцией?
— Я надеялась, что Каин однажды ответит на мое приглашение и заберет это как семейную реликвию, но, кажется, для него это тоже слишком болезненная тема.
— Прекрасно его понимаю.
Поставив картину обратно, я потерла ладонями лицо, чтобы за пеленой слез вновь увидеть «самую дорогую коллекцию», как говорил Аластор. Сейчас я была с ним более чем согласна. Ценнее этих вещей ничего и быть не может, но как их отправить в Кадат, я не знала.
Нужно будет попросить прислать корабль или договориться с кочевниками, хотя с ними путь станет значительно дольше.
— Я свяжусь с Каином для переправки.
— Только перевозить стоит тайно, если в порту кто-то заинтересуется грузом, у нас могут быть неприятности. Все эти вещи должны были быть уничтожены уже очень давно.
— Попробуем что-то придумать.
— Ах да, и еще.
Спохватившись, Катарина выдвинула ящик в столе и, достав оттуда небольшую коробку с украшениями, выудила из бархатного нутра небольшой бронзовый ключ.
— Единственное, что я смогла отвоевать у Адама почти на законных правах, это комнату в башне, где в последние годы жила Лилит. Официально помещение на реконструкции, но туда никто не ходит, я позаботилась об этом, подкупив старшую горничную. Конечно, личных вещей там почти не осталось, но кое-что может быть найдется, вдруг там есть тайники. Я так и не смогла проверить сама, так что поручаю это тебе.
— Спасибо. Постараюсь заглянуть в это место.
— И навести ее в королевском склепе, думаю, она рада будет увидеть внучку, тем более так похожую на нее.
Забрав ключ, я положила его во внутренний карман ближе к сердцу. Леди вновь обняла меня и мягко чмокнула в висок. В такие моменты я снова ощущала себя ребенком, которого навестила добрая тетя в честь Дня Рождения.
— Ты умная девочка, Серафина, постарайся защитить себя от этого враждебного мира и всегда рассчитывай на нашу помощь. Надеюсь, тебе не понадобится показывать свою силу, но в случае угрозы не мешкай. Я верю в тебя.
— Спасибо, я это не забуду.
Потратив еще не меньше получаса на просмотр самых важных драгоценностей в коллекции, чтобы представить примерный масштаб общего груза, я всё же вышла из тайника, оставив Катарину подготавливать вещи к отправке. Слугам дома, сколь бы не были они верными, леди не доверяла и заверила, что не будет таскать тяжести, а лишь отметит те места, где ей должен будет помочь сын. Вернувшись в длинный коридор, через который мы проходили ранее, я направилась к залу, в надежде отыскать Аластора там. За окном тихо зашуршала листва. Бледный, уже вполне осенний свет солнца казался сонным, лениво мелькая за облаками. Один из редких лучей упал на полотно, висевшее в конце прохода.
Подойдя ближе и повернув голову, я встретилась взглядом с надменным и безумно прекрасным юношей с длинными черными волосами. Его темная, обласканная солнцем кожа, будто светясь изнутри, ярким пятном выделялась на фоне цветастых, узорчатых листьев, сплетающихся в единое завораживающее полотно за его спиной. Картина безусловно потрясающая, выполненная твердой рукой мастера, явно знающего свое дело. Мне она напомнила работы Климта и его полотно «Поцелуй», но вместо охристо-золотого рисунка были цветы и стебли тропического леса, а юноша обходился без одежды, ничуть не смущаясь наготы, будто это был его лучший костюм. Лишь небрежный кусок простыни закрывал от зрителя весь срам.
Кровь прилила к щекам, но взгляд незнакомца словно говорил: ты сама обратила внимание на меня, потревожила, а теперь смущаешься, в то время как я здесь на своем месте.
— Понравилось?
Аластор появился рядом словно из пустоты, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
— Очень хорошо написано.
— Понимаю, этот художник был просто гением. Сейчас с трудом получается найти его работы.
— А кто