– Ох… простите, эс! – Я вспомнила. Он меня как раз после драки с теми идиотами встретил! Но с тех пор столько произошло, а мы больше не виделись… вот и подзабыла. – Простите! Я настолько не в себе, что даже не сразу вас вспомнила.

– Ничего страшного, эсса.

Тон у мужчины такой, что становится ясно – видеть меня здесь он не рад. Выбора просто нет. Не топить же меня в море? И точно! Виделись мы примерно в тех же обстоятельствах, что и первый раз. На него жена орала… У нее другие развлечения вообще есть?

Я вытерла со щек слезы, набрала воды в правую руку и умылась. Высморкалась.

– Простите, эс. Бухта была не занята.

Эс Хавьер смутился.

– Я… да, забыл.

Зато я не забыла. И камешек повернула. Не полезут.

Но…

– Эс, вам тоже паршиво?

Ответом мне стала кривая улыбка.

– Да, эсса.

– Вот и мне… тоже.

– Что случилось?

– Отец написал. Знаю, ему на меня плевать, я ему не нужна, но больно же! И противно, и тошно, и тоскливо… это еще если он меня ни за кого не сговорит. Запросто…

Эс Хавьер похлопал меня по плечу.

– Паршиво это, эсса.

– Каэтана. Можно – Каэ.

Я давала разрешение называть себя просто по имени. Да и какие уж тут церемонии, когда тебе сопливый нос только что вытирали?

– Хавьер.

Я кивнула:

– Будем знакомы поближе. Обещаю на людях это не афишировать. – И принюхалась. – Вино?

Эс чуточку смутился.

– Есть немного. Простите, эсса.

– Каэ. Прощу, если угостите. Я ж говорю – паршиво…

Эс Хавьер поднял брови, но промолчал. Стянул куртку, бросил рядом с камнем, на котором стояла бутылка вина, кивнул – мол, садись.

Я послушалась.

Уселась поудобнее, облокотилась спиной о камушек и уставилась на море. Там над волнами метались чайки.

Рыбу ловят.

Эс Хавьер устроился рядом, на гальке. Я требовательно потянула его за локоть.

– Нечего зад на камнях морозить.

– Хм? – Но на куртку втянулся. И правильно.

– Вино передайте.

Я сделала глоток.

Чтобы таким напиться, надо литр выпить. Некрепкое, сладкое, но неплохое, с отчетливым пряным послевкусием… все равно много не буду. Так, пару глотков для настроения…

Кажется, это у него на дому лесопилка? Не повезло.

Но спрашивать и лезть в душу я не буду. Ни к чему.

Иногда надо очень мало. Чуточку человеческого тепла рядом. Участия. Осознания, что ты не один. И становится легче.

Мы сидели плечом к плечу. Передавали друг другу бутылку, отпивали чисто символические глотки, смотрели на море.

– Беспросветно все как-то, – тихо сознался эс Хавьер. – Не люблю, не понимаю, но и уйти не могу. Некуда. И Сварта не брошу. И дочь… я ее люблю. А жить нормально не получается. Почему так?

– Люди не всегда подходят друг другу, – вздохнула я. – А любовь… она эгоистична. И может перерасти в ревность, в чувство собственности, во что угодно…

– Собственность. Да, так… как это паршиво.

– Да.

Он говорил о супруге, я об отце Каэ, но какая разница? Все равно ж проблема.

Помочь друг другу мы никак не могли. Но хоть так… посидеть, выпить, кое-как успокоиться…

Не то чтобы нам стало легче. Но хоть не так больно. И можно жить дальше и улыбаться. А что там у тебя на душе?

Кого это волнует?

Разошлись мы только через два часа, уже более-менее спокойные. Мы не разговаривали – ни к чему. Но эс Хавьер проводил меня до развилки и на прощание поцеловал руку.

– Спасибо, Каэ.

– И вам, Хавьер…

Не друзья. Даже не приятели. Просто люди, которые однажды поделились друг с другом своим теплом. И обоим стало чуточку легче.

* * *

– Каэтана, ты к балу готовишься?

– А… да, немного.

Мы впятером сидели у меня в комнате. Как-то получилось постепенно, что мы стали по вечерам собираться именно здесь. Приходила Мариса, к которой девочки сначала отнеслись с опаской, а потом – что уж! Приняли в свой круг!

Посочувствовали по-человечески.

Сколько ей там учиться осталось? Чуть больше полугода?

Помолвку с Жоао Феррером ее отец заключил, причем Марису для этого даже не вызвали из академии. А зачем?

Ее согласие кого-то волнует?

Вот уж точно не в семье Лиез.

Так что… было, было чему посочувствовать. И вообще, совместные занятия спортом сближают. Кто не верит – сами попробуйте. Если найдете хорошего тренера, к концу года ваша группа для вас родной станет. Самым дорогим отвечаю! Гантелями…

– Что значит – немного? А платье? Прическа? Книжечка танцев?!

Севилла выглядела такой возмущенной, что мне захотелось похулиганить.

– Девочки, вы просто не понимаете, – вздохнула я. – Я эти танцы не умею.

Теперь на меня возмущенно воззрились четыре пары глаз.

Не умеет?

Нет таких слов! И точка!

– Но ты так двигаешься! Каэ, ты должна!

Этого слова я не любила. Кому должна – тому прощаю. Хулиганство разыгралось и атаковало с новой силой.

– Девочки, я танцевать умею, но… не те танцы.

– А какие? – загорелись глаза у Фатимы.

Я замялась секунды на две. А правда, что им показать? В том-то и дело, что они не оценят и половины того, что я умею.

Брейк-данс? Да с ним тут в психушку сдадут.

Хип-хоп? Техно? Диско? Рок?

Не смешно. Тут вальс, менуэт, гавот и им подобные, а с ними у меня затык. Или… показать девочкам Восток? Стрип-пластику?

– А давайте покажу, – усмехнулась я. – Сядьте все на кровать, а я тут минут пять подвигаюсь.

Стул здесь был хороший. Для стрип-пластики шест лучше, но чего нет, того и нет. Я подумала минуту, пощелкала пальцами, восстанавливая в памяти ритм, – и резко прогнулась, провела пальцами по шее, по груди…

Стриптиз бывает двух видов.

Первый – низшая ступень, вульгарное раздевание до трусов, обнаженка без изюминки и особой красоты. Это скучно.

И второй вид.

Когда ты остаешься одетой, а клиент все равно готов. Вот не нужно в стриптизе открываться по полной, там дразнить нужно, намекать… это как и в жизни.

Если женщина предложит пойти и переспать – да, с ней пойдут. Но это будет скучно. И одноразово, что ли.

А можно играть, соблазнять, завлекать и ускользать… понятно, что дело кончится постелью. Но что интереснее? То-то и оно…

Прогон получился короткий, всего пять минут, но девочкам и этого хватило. Олинда хлопала глазами, как разбуженная сова, Севилла открыла рот так, что хоть ты гланды смотри, Фати остолбенела. Зато Мариса…

– Каэ, это же…

– Да. Это для