– Грязный Тоби! Тикаем!

Мальчишки – врассыпную, как тараканы от яркого света – в щели, дыры, лазы. В мгновение улица опустела. И тогда Арон тоже припустился что было мочи. Вслед ему донеслось рычащее «А ну, стой, паршивец!», но Арон только быстрее несся, перескакивая кучки мусора и камни, доски, что-то еще, и в боку кололо, и главное было – не дышать ртом, не сбить дыхание, потому что тогда ему точно конец.

Кто бы там ни был – «серый» или такой же разбойник, он отстал давно, он был неповоротливым и уже не молодым, но Арон все еще слышал позади грохот сапог и одышливое дыхание.

Он вылетел в темный проулок, который заканчивался тупиком, обо что-то споткнулся и полетел, выставив вперед руки, в вонючую липкую грязь.

Монетки, тускло блеснув, полетели из-за пазухи туда же.

– Вот срань!..

Светлый кругляш утонул в жидкой грязи, смешанной с мочой, навозом и Безликий знает чем еще.

Арон шарил под ногами и чуял уже суровую расправу – мама не будет рада, что он заявится грязный по самые уши. За уши же и оттаскает.

– Экая удача, – прохрипел кто-то рядом. – Целый медяк.

Арон поднял голову – и его обдал ужас. Дикий, глухой. Из старых грязных тряпок, навернутых вокруг хилого тела, из драной мешковины, из-за спутанных жиденьких волос глядел на него желтыми немигающими глазищами Эрме-Ворон.

Арон стал отползать назад.

– Где край света? – глухо проговорил Эрме. Его голос – точно как в легенде! – околдовывал. Арон не мог сдвинуться с места. Эрме же, наоборот, поднялся, и вдруг сухая сильная рука схватила Арона за волосы, приподняла вверх. Арон взвыл.

– Чего-о-о?!

– Край света. Где он, а?

– Отстань! Не знаю!

– А много ты знаешь? Мальчишка!

Сейчас, толкнуло в грудь что-то. Колдуй сейчас!

Арон пошевелил пальцами. Но в тех словах, разрушительных, страшных, которые он хорошо помнил с ночи пожара, которые нужны ему были именно сейчас, здесь, ведь иначе Эрме-Ворона не одолеть – не было силы.

Арон извивался, загребал пальцами воздух, но освободиться не мог.

– Отвечай!

К нему тянулись из темноты вонючего проулка десятки рук, в ноздри лез странный запах горелых тряпок и плесени, чего-то сладковатого, как там, на чердаке…

Голова поплыла. Не хватало воздуха, ноги слабели, и подкашивались колени. Перед глазами разматывались яркие спирали, они вспыхивали и кружились, как фейерверки на празднестве в честь Многоликого. Потом Арона схватили за шиворот и встряхнули.

Это была мама. Она стояла в тех самых старинных доспехах, лицо у нее было каменное, как у статуи, и держала она огромный шестопер. Арон зажмурился. Нет, нет!

Но сил бороться не было.

– У тебя. Нет. Власти, – прохрипел он то, что говорила Веснушка. И тут же понял, что это нужные, правильные слова.

Рука, держащая его, ослабла.

Фигура Эрме пошла странными волнами, будто рябью. И вот на него глазеет обычный бродяга. Во рту у него не хватало нескольких зубов, а на правой руке – большого пальца. Лицо у бродяги бессмысленное, глаза покраснели, у рта струйка красноватой пены. Нюхальщик лаля?

Вокруг, в этом пустынном переулке, кроме них, никого не было. Тень прижалась к ногам бродяги, и на этой границе стоял Арон, а безумец все смотрел, смотрел на него так, словно видел что-то далекое, что было не здесь и не сейчас. Он почесал переносицу, несколько раз кашлянул и отвернулся, потеряв к Арону интерес. Облокотился на стену и словно врос в нее.

– Край света там, где начинается тень, – неизвестно кому сказал Арон. И вдруг увидел свою монетку – она лежала целехонькая у стены. Арон быстро подобрал ее и поспешил убраться подальше от этого места.

17

– Число к числу, монета к монете, – три раза повторил Саадар, три раза очертил круг противусолонь по ладони. Три рыжих куриных пера уже напитались Саадаровой кровью и лежали за пазухой. Ретта будет довольна подношением: не первый раз – да и вряд ли последний – играл Саадар с хитрой лисой-удачей. Сколько раз у костра сидели, кидали кости, сколько раз коротали время на ночном посту, сколько проигрывали в таких же игорных домах!..

Чадят, коптят низкий потолок лампы, где-то внизу жарится селедка, и вонь, смешанная с вонью тушеной капусты и жареного лука, шибает оттуда густо и резко, до тошноты.

Перебранка, смех, грубые выкрики, вздохи – за стенкой. Тут играли и нюхали лаль, любились, пили рисовую водку и снова играли.

Сегодня в игорном доме собралась целая прорва народу – моряки с «Зоркого», с «Госпожи Миноги». Одни обступали столы, следили за игрой, подбадривали бросающих кости и раскладывающих карты криками, кто-то читал заклинание на удачу, кто-то просто пил пиво и закусывал вяленой рыбой. Дышать было почти нечем.

– Хочешь купить счастливый клубок, а? – Под носом у Саадара оказался клубок рыжих, плохо прокрашенных шерстяных ниток. Саадар только отмахнулся: не до того. Но торговец был настойчивым, он противненько ухмылялся и на все лады расхваливал товар.

– Видишь? – Саадар показал кулак. – Смекаешь?

Торговец, к счастью, оказался из сметливых и убрался подальше.

Всего, что удалось заработать за день, хватило лишь на то, чтобы косоглазая старушенция при входе – наверняка ведьма – презрительно и насмешливо кивнула, впуская Саадара в игорный дом. А сначала-то и вообще пускать не хотела. Оно и понятно – хозяева боятся, что «серые» накроют. Потом еще откупайся от них…

Привычно Саадар осмотрел низкий зал. Само собой, тут торчала охрана, да не абы кто, а высоченный детина с двумя пистолетами и кинжалами. Детина закрывал какую-то низенькую дверку, наверняка черный ход. Народ – моряки, но и местных довольно, и наверняка обводилы затесались. Главное, самому бы на такого не наткнуться, сегодня он не играть пришел – выигрывать.

Но Ретта уже манко помахивала пушистым хвостом, хищно скалила полную зубов пасть. Монеты тяжело лежали в ладони, поблескивали изображением совы. «Мудрость Республики», ха! Если и была в этих кругляшах мудрость, то стерлась уже от количества рук, которые ее лапали, как непотребную девку в переулке.

И Саадар протолкался к одному из столов. Игра там уже подходила к концу. Двое неброско одетых мужчин сгребали с темной, липкой от пролитого пива столешницы медяки и редкие серебрушки. Вид у них был довольный. Один старше Саадара, второй – совсем еще юнец. Но, судя по внешности и повадке, младший был главнее товарища. Может, сынок какого зажиточного торгаша.

– Еще играете, добрые господа? – Глуповатая ухмылка, нарочито громкий голос – и двое, как по команде, уставились на Саадара. – Такой сегодня денек удачный, а?

– Нет, мы уже уходим. – Старший тронул за локоть товарища. – Нам нужно на корабль.

– Эх! А я-то понадеялся, – сокрушенно произнес Саадар. Покачал головой, вздохнул… – А на какой корабль-то? Не на «Миногу» ли? Дык она ж только в порт вошла…

Юнец со значением пихнул старшего в бок. Старший поморщился:

– Хватит уже, сыграли и будет!

– Да че будет? Время у нас еще есть! – У юнца был такой наглый самодовольный вид, что Саадар засомневался – не хитрый ли ход обводилы? Но те обычно простачками прикидывались, искали кого поденежнее, как сам он сейчас. – Ну, че ставишь?

Монет, конечно, было немного. Что еще? Саадар пошарил по карманам куртки. Нож только да… что-то укололо пальцы. Саадар осторожно вытянул небольшой предмет, уместил на ладони – и уставился удивленно. Гребень. Такой тонкий, будто сейчас надвое переломится. Чужой в грубой пятерне. Южные незнакомые цветы и листья хитро сплетаются меж собой. Удивительно! Наверное, Тильда забыла вчера, когда он давал ей куртку укрыться.

– Ого какая вещица! Моя краля порадуется, – усмехнулся юнец, и глаза у него жадно блеснули. – Ну че?

Саадар сглотнул. Это была единственная красивая, и наверняка ценная, вещь, оставшаяся у Тильды.

«Ставь», – шепнула уверенно рыжая Ретта за спиной. Этот шепот ни с чем не спутаешь – он как мед, как песни морских дев, послушаешь – и нет сил противиться. Да и что – гребень? Отыграет, и еще больше выиграет, и тогда…

– Хорошо! – Саадар подмигнул юнцу.

– А и ладно, – ухмыльнулся тот. – Пусть Ретта махнет хвостом!

Тут же они уселись за стол. Сначала кидали на первый ход – выпало Саадару.

– На семерку. – Он подвинул на середину стола две монеты.

– Восьмерка.

– Шестерка.

Бросали по два кубика за раз – у кого число сойдется.

– Ну и везучий же ты! – ухмыльнулся тот, что постарше и которого звали Ларсом. Кубики сложились – три и четыре. Саадар глуповато улыбнулся, руками развел:

– Ретта пособляет!

– Ну-ну.

Он приметил, как двое переглянулись – будто почуяли что-то неладное.

– Ну-ка, давай выпьем? – предложил бородатый.

Отказывать было нехорошо, и Саадар кивнул.

Пойло, которое принес бородатый, ему не понравилось сразу – на вид мерзкое, а на вкус хуже ослиной мочи. Он хлебал небольшими глотками, надеясь на крепость желудка и умение пить.

Снова бросили кости. Саадару выпала четверка против десятки. Взмах хвоста Ретты – и гребень Тильды оказывается в лапище юнца.

– Моей понравится, – довольно осклабился тот, провел грязным пальцем по гладкому дереву, цокнул языком. Было видно, как по душе ему вещица пришлась.

Саадар поморщился досадливо, махнул рукой:

– Забирай! Еще добуду! На что мне девчоночьи цацки! Сам недавно выиграл