умер? — требовательно спрашиваю я, наградив женщину подозрительным взглядом исподлобья. Но та словно и вовсе не замечает моей неприкрытой настороженности.

— Также, как и большинство людей, — лаконично отзывается Уимс и первой проходит вглубь столовой, с самым царственным видом усаживаясь во главе стола. — Добро пожаловать в Спрингфилд Мэнор.

Ну разумеется, у этого вычурного особняка есть не менее вычурное название — пафосная дань староанглийским традициям.

Но желание сострить в ответ бесследно испаряется, как только мой взгляд падает на изобилие еды, стоящей на столе. Конечно, лобстеров и королевских креветок здесь нет, но после трёх лет на одной тушёнке и консервированной фасоли даже простая куриная тушка с запеченной золотистой корочкой кажется практически пищей богов.

Желудок мгновенно сводит тянущим чувством голода — и я сдаюсь позорно быстро, потянувшись к еде под одобрительный взгляд хозяйки поместья.

Спустя несколько минут в столовую возвращаются Дивина и Бьянка.

— Энид заснула… — сообщает Барклай, усевшись напротив меня, и безо всякого стеснения кладёт себе на тарелку румяную куриную ножку. — А Тай остался присмотреть за младенцем. Наотрез отказался спускаться.

— Ничего страшного, Дивина отнесёт им еду прямо в комнату. Правда, дорогая? — Лариса накрывает хрупкую руку падчерицы своей холёной белой ладонью, и девчонка молча кивает в знак согласия.

Остаток ужина проходит в молчании, нарушаемом лишь тихим скрипом столовых приборов о тарелки. Уимс тактично не задаёт вопросов о том, каким образом мы оказались на территории Кингстона — и мои спутники заметно расслабляются, понемногу начинают улыбаться и нахваливать вкусный ужин.

Но мою бдительность не усыпить куриными ножками и изысканным сухим вином.

Слишком уж идиллической выглядит окружающая обстановка. Словно где-то здесь кроется опасный подвох. А может, я просто слишком привыкла постоянно быть начеку, ожидая нападения голодных тварей.

Покончив с едой, мы поднимаемся из-за стола — и Лариса повелительным тоном предлагает падчерице провести для нас экскурсию по поместью. Мне совсем не хочется разглядывать достопримечательности этого дома, больше напоминающего музей, поэтому в первой же гостевой комнате я безапелляционно заявляю, что намерена остаться здесь.

Цветовая гамма спальни режет глаза обилием светло-бежевых оттенков, но больше всего на свете мне хочется запереться в смежной ванной и принять нормальный душ впервые за несколько месяцев.

Горячей воды ожидаемо не обнаруживается, но это мелочи — тем более, что на стеклянной полочке над раковиной стоит самый настоящий шампунь. И хотя он изрядно разбавлен водой в целях экономии, душистая пена со сладковатым ароматом кокоса дарует блаженное ощущение умиротворения. Даже подозрения отступают на второй план, пока я долго стою под ледяными струями душа, завороженно наблюдая, как мутная вода медленно утекает в слив.

Надевать грязную одежду на чистое тело совсем не хочется, поэтому я выхожу из ванной в одном полотенце и забираюсь на просторную мягкую кровать, застеленную атласным покрывалом песочного цвета.

Вещь устраивается в изножье постели, свернувшись клубком.

Глаза непроизвольно закрываются — и я самым кощунственным образом игнорирую правила элементарной безопасности, позволив себе погрузиться в глубокий сон.

Я снова вижу прямо перед собой лицо брата. Пагсли хищно скалит зубы, утробно рычит и тянет ко мне покрытые струпьями руки, с каждым шагом сокращая расстояние между нами. Я озираюсь по сторонам в поисках оружия, но ничего нет. Есть только я и он.

Ноги словно приросли к полу, инстинкты самосохранения истошно вопят, что я должна бежать — но я не могу сдвинуться с места.

Ледяные пальцы смыкаются на моём горле, хриплое дыхание обдаёт лицо зловонным смрадом… Жуткие безжизненные глаза, подёрнутые белёсой пеленой, слепо вращаются. А я неподвижно стою на месте, ощущая, как лёгкие болезненно жжёт от недостатка кислорода. И как жизнь медленно уходит из моего оцепеневшего тела.

Я резко сажусь в постели, жадно хватая ртом воздух, и рефлекторно впиваюсь ногтями в грудную клетку. И хотя мозг прекрасно понимает, что это был просто очередной ночной кошмар, сердце лихорадочно колотится в клетке из рёбер. Бьётся быстро-быстро, как попавшая в паутину муха, разгоняя адреналин по артериям.

Мой пёс приподнимает наполовину оторванное ухо, но не просыпается.

По всей видимости, я проспала не меньше пяти часов — за незашторенным окном совсем стемнело, спальня залита рассеянным светом полной Луны, отчего кажется, что по углам клубятся расплывчатые чёрные тени. Но я яснее ясного понимаю, что это всего лишь плоды разыгравшегося воображения, не способные нанести никакого физического урона.

Но оставаться здесь не хочется.

Кажется, я впервые в жизни не хочу быть одна.

Суровое рациональное мышление явно ещё не до конца пробудилось от кошмарного сна — иначе чем объяснить, что решение приходит само собой безо всяких колебаний?

Я спускаю ноги на пол и сижу так пару минут, пытаясь собраться с мыслями.

Ледяной ламинат приятно холодит обнажённые ступни, но спасительная трезвость рассудка никак не возвращается. Хренов герой как-то сказал мне, что все решения, принятые глухой ночью, обычно теряют силу при свете дня.

Пусть так. Пусть я пожалею о минутной слабости наутро, но… Ещё никогда в жизни я настолько сильно не желала совершить непоправимую ошибку.

Я резко подскакиваю на ноги и вихрем вылетаю за дверь, на бегу подтягивая повыше сползшее с груди полотенце.

Благо, слоняться по коридорам огромного особняка не придётся — я успела запомнить, где находится его комната. Остановившись как вкопанная возле нужной двери и уже не пытаясь совладать с бешено бьющимся сердцем, я решительно заношу руку, чтобы постучать.

Но в ту же секунду дверь распахивается сама.

Стоящий на пороге Торп обводит меня внимательным взглядом, явно подмечая нездоровый румянец на обычно бледных щеках и лихорадочный блеск в глазах.

Я начинаю чувствовать себя клинической идиоткой. Но не могу даже разозлиться.

Oh merda, какой ужасающий кошмар.

— Я хотела…

— Да, — хренов герой не позволяет мне договорить, понимающе качнув головой. — Знаю. Я тоже.

А долю секунды спустя его цепкие пальцы смыкаются на моём запястье железной хваткой, и Торп одним рывком затаскивает меня в комнату, резко захлопнув дверь.

От стремительного движения полотенце распахивается на груди, с тихим шорохом падает на пол, и при виде моего полностью обнажённого тела хренов герой шумно втягивает воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Зрачки мгновенно расширяются, затягивая чернильным мороком почти всю малахитовую зелень радужки — и от одного только его тяжёлого взгляда все мои внутренности скручивает требовательным спазмом.

Щёлкает невидимый спусковой крючок, срывается чека невидимой гранаты, и все порочные желания, что я так старательно душила в себе на протяжение долгих недель, прорываются наружу подобно сокрушительному урагану пятой категории. Торп делает шаг вперёд, уничтожая последние миллиметры ненужного