Шрифт:
Закладка:
— Три ледяных дракона, — вздохнул я.
— Ну да, тут и с одним драконом ничего не сделаешь, а целых три. Бедный гарнизон.
— Да нет, двух драконов мой предок завалил. А вот с третьим вышла промашка.
— Ваши гвардейцы завалили двух драконов? — удивилась Катя.
— Я не читал такого в истории, потому что всё, что находится в Арктике, под большим секретом. И да, в гарнизоне был Антон Галактионов, глава гвардии Рода. Из того, что я знаю, это был чрезвычайно сильный мужчина, один из лучших в Мире, — я секунду помолчал и добавил. — А ещё у него был наш родовой меч Урса. Третий, по старшинству.
— Ты думаешь, — на секундочку скривилась Катя. — Ты думаешь, что этот меч всё ещё там?
— Я очень на это рассчитываю, — кивнул ей. — Ведь ты всё ещё без родового меча.
Ещё раз нежно погладил я её по щеке.
— У меня есть мой родовой меч. Ты же мне его и подарил, — насупилась Катя.
— Я подарил тебе родовой меч Рода Андросовых. Да, он бесспорно хорош. Я не могу тебя заставить, это мой подарок. Но я бы хотел, чтобы ты отдала его Андрею. Он ему лучше подходит, ведь он усиливает Дар Целителя. Ваш родовой Дар. А вот меч Галактионовых — Урса, третий по силе меч в Роду, переводится как Медведь. Если я правильно понимаю, какая душа в нём находится, то она тебе очень пригодится.
— Ну, будем ждать, — в глазах Кати появился интерес.
За это время мы добрались до крепости. Её огромные ворота всё ещё были полуоткрыты после того, как я спешно сгонял за припасами. Но никто без моей команды не собирался заезжать внутрь. Это правильно.
— Полежи немножко, солнышко, — выпрыгнул я из повозки. — Всем ждать, — сказал я.
— Угу, сделаем, — сказал Москаленко и не выдержал. — А хороша, действительно хороша. Волк порадуется.
— Ты еще не знаешь, насколько она хороша, — улыбнулся я.
— Вот только… Что делать со всеми этими камнями, льдом и снегом? Нам её чистить год придётся, — скривился Москаленко, по-хозяйски осматривая обледеневшую заново окаменевшую крепость.
— Или не придётся, — улыбнулся я. — Все сидим, ждём. Разбейте палатки, разведите костры. Выстройте защиту. Москаленко, на тебе гвардейцы. Волгомир, на тебе Одарённые. Ближе ста метров к стенам не подходим. Меня не будет, — я на секундочку задумался, — какое-то время.
Я потопал вперёд к крепости. Зашёл внутрь, в тот коридор, который я выплавил до подвала. Но на этот раз мне не нужно было вниз. На этот раз мне нужно было вверх. Чтобы не заморачиваться самому, я вызвал двух муравьёв. Работников, которые споро начали прогрызать тоннель, в слежавшемся льде и камни, к нужной мне точке. И вот я уже нахожусь на поверхности застывшего бассейна. Да, так получилось, что ледяные драконы и последующая непогода «залила» всю крепость по самую верхушку стен, сделав одним монолитным куском, из которого только торчали башни.
Мне нужна была определённая башня — башня Хранителя, которая была в любой крепости. Пришлось изобразить человека-паука, но я забрался ещё на пятнадцать метров вверх. Это была не самая высокая башня. К примеру, смотровая была в два раза выше. Но это была самая главная башня.
Залез до самой верхушки, уставился в красивое расписное стекло, и про себя заматюкался. Вот же дурень. Я совсем забыл, что Архитекторы выращивали всю крепость в целом, вместе с перегородками, дверьми, и даже стеклом. Я сейчас смотрю в красивые цветные изразцы, которые, приложив большое количество своих сил, я могу, конечно, разбить. Но учитывая, что они выдержат прямое попадание танкового снаряда, менять его на обычное стёклышко, причём в таких мерзких условиях, я точно не хотел. А снаружи его не откроешь.
Я уж собрался лезть вниз и попросить муравьёв проковырять проход, и после этого подняться по ступенькам. Но решил, как паучок, обогнуть башню со всех сторон. И мне повезло, одно из окон было приоткрыто.
Я залез внутрь, и… как будто попал домой. Вот только дом был давно покинут. А вечный огонь Кодекса Охотников посередине зала, конечно, не горел. Интересно, откликнется ли Кодекс на этот раз. Я прикрыл за собой окно. Половина зала была забита снегом и льдом, остальная была пустой. Я прошёл и уселся в позе медитации перед выемкой, в которой должен был гореть огонь Кодекса. Закрыл глаза и сконцентрировался, произнося заветные слова на языке Охотников.
Один раз, второй, третий, десятый, сто пятидесятый… Я сидел, терпеливо повторяя призыв, и надеялся всей душой, что у меня получится. Я сбился со счёта. Потратил почти все желейки. И тут вдруг я почувствовал отклик. С новым энтузиазмом начал повторять заново. И наконец после фразы:
— Принимаю Кодекс всей Душой моей и вверяю Душу мою воле твоей…
Я увидел, что перед глазами у меня внезапно вспыхнуло ровное пламя. Да, я увидел его даже с закрытыми глазами, потому что это пламя можно было увидеть в любой из реальностей многомерных миров. Пламя Кодекса было путеводным маяком, который мог увидеть любой из Охотников, и по которому он ориентировался во времени и пространстве. Пламя Кодекса означало, что мир принял Кодекс и поклялся служить ему.
— Хорошая попытка, Сандр, — услышал я, открыв глаза.
Передо мной невесомый, выглядевший, как облако дыма или пара, висел Хранитель Кодекса, который мог вещать от его имени.
— Ты пока всё делаешь правильно. Но этот мир не готов к принятию Кодекса. Пока не готов. Ты знаешь условия. И без их выполнения ничего не получится. Хотя за изобретательность я тебя хвалю, юный Сандр.
Конечно же, эта крепость не должна была оказаться здесь. Или должна? Хранители тоже имели своеобразное чувство юмора. Поэтому тень задрожала, как будто в лёгком свете.
— Однако, за твою верность и предприимчивость тебе положена награда.
Он на секунду моргнул, и в комнате сразу стало светлее.
— Дерзай, брат Сандр, во имя Кодекса, да воздастся тебе силой!
Хранитель исчез, пламя погасло.
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Что ж, я попытался, и у меня почти получилось. По крайней мере, я знаю, сколько бы времени не прошло с моей смерти, Кодекс всё еще не пал. Мои братья живы. А это значит, что мы с ними когда-нибудь встретимся. Обязательно встретимся.
Я рывком вскочил на ноги и подошёл к окошкам. Ну да, Хранитель не подкачал, прочитав моё желание. Вся громада крепости сейчас матово отливала ровным серым цветом. Ни капли льда, ни одного личного камешка или прошлого мусора не оставалось внутри