Шрифт:
Закладка:
Мне было 27, когда я впервые выступал перед судом присяжных с протоколом вскрытия трупа.
Как же я тогда волновался! И тому были причины: от огромного числа внимательно наблюдающих до мантий красного цвета, которые носили председатель суда и представитель прокуратуры, что делало зрелище еще более впечатляющим. Как мне объяснили потом, это символизировало возможность вынесения смертного приговора первыми и возможность такого требования вторыми. Смертный приговор приводился в исполнение кровавым способом – путем отрубания головы, о чем и напоминал цвет мантий.
В Бельгии смертную казнь отменили давно, еще в 1996 году. Впрочем, она и так не применялась с 1918 года. Король всегда миловал приговоренного к смертной казни после поступления соответствующей просьбы. Это была до такой степени укоренившаяся традиция, что все почти забыли о существовании высшей меры наказания в уголовном кодексе.
Во Франции последняя казнь состоялась в 1977 году, а в 1981 году высшая мера наказания была официально отменена после исторического выступления французского политика и юриста Робера Бадентера в Национальной ассамблее.
Если вам доведется побывать в Льеже и вам придет в голову идея посетить музей валлонской жизни, то в темном помещении на лестничной площадке, ведущей на второй этаж, вы увидите последнюю льежскую гильотину. Разумеется, это не единственный экспонат этого музейного зала – за стеклом также можно увидеть мумифицированную голову последней жертвы гильотины. Она принадлежала Ноэлю Райе.
Этот человек был признан виновным в убийстве кюре в деревне в окрестностях Льежа. Кюре случайно застиг его во время кражи. Райе так и не признал вину, но его узнали многие жители деревни, затем давшие обвинительные показания. В его доме также нашли белье с инициалами кюре – парень был не очень дальновиден. Суд присяжных признал его виновным и приговорил к смертной казни. Убийцу казнили 26 февраля 1824 года. Тогда льежская гильотина использовалась в последний раз.
Удивительная и даже уникальная вещь: в довольно молодом по европейским меркам университете Льежа (он основан в 1817 году) тогда еще не было никаких анатомических экспонатов. В то время они были крайне необходимы для обучения студентов анатомии, и голову казненного передали профессору, имя которого в истории не сохранилось, и он ее мумифицировал. Ее хранили на кафедре нейроанатомии долгие годы. В конце концов она оказалась в каком-то ящике, и у меня даже была возможность – я тогда изучал топографическую анатомию для овладения оперативной хирургией – подержать ее в руках, что было редкой удачей. С момента казни прошло уже почти 200 лет, но она отлично сохранилась: приоткрытый рот позволяет видеть зубы, хорошо различимы закрытые глаза и светлые волосы. На некоторое время голова куда-то исчезла, но потом обнаружилась снова, и ее отдали музею валлонской жизни, чтобы она послужила местной истории.
В зал для судебных заседаний присяжных я приходил более 300 раз. Мне даже кажется, что я стал его неотъемлемой частью. Перед моими глазами прошло много судей, присяжных и обвиняемых, и я стал свидетелем многих историй. Но расскажу вам лишь некоторые из них.
Был один адвокат, который говорил студентке, проходившей у него юридическую практику: «Когда ты задаешь вопрос эксперту, ты уже должна знать ответ». Адвокат не заметил, что я слышал его слова. В тот момент говорил мой ассистент, а следующим должен был выступать я. «Доктор, вы провели вскрытие, что вы можете сказать по этому поводу?»
Речь шла об одной истории, связанной с семейным алкоголизмом. Как муж, так и жена были закоренелыми хроническими алкоголиками. Однажды утром мне позвонили, потому что муж нашел свою жену умершей у подножия кровати. Лечащий врач приехал одновременно со скорой помощью, вскоре после чего прибыла и полиция. Смерть показалась врачу подозрительной, хотя полицейские ничего странного не заметили, пусть и прекрасно знали о вредных привычках обоих супругов. По запросу прокурора я приехал на место происшествия и обнаружил на теле жертвы явные следы механической асфиксии – иначе говоря, удушения руками. Я поставил прокурора в известность, тот обратился к следователю, поручил дело уголовной полиции и привлек к расследованию криминалистическую лабораторию. Вскрытие подтвердило, что женщина скончалась от удушения руками: в области шеи остались очень характерные следы от пальцев и ногтей как на задней поверхности, так и по бокам и даже на затылке. Судя по всему, убийца обрушился на свою жертву в припадке бешенства или, как принято говорить в юриспруденции, в состоянии аффекта.
Мужчина так и не признался в убийстве, и было принято решение о проведении суда с участием присяжных, в ходе которого он продолжал настойчиво отпираться от обвинений. Линия его защиты строилась на том, что в дом проник другой человек, который и задушил его супругу, после чего сбежал с места преступления. Это довольно глупый способ защиты, но тем не менее подсудимые часто его используют. Я много раз сталкивался и, похоже, еще буду сталкиваться с ним на регулярной основе.
Когда я закончил свое выступление, адвокат встал с места.
– Доктор, вы обследовали моего клиента и обратили внимание на то, что он грызет ногти. Кажется, вы использовали очень странный термин – онихофагия – и назвали его онихофагом.
– Вы совершенно правы.
– В таком случае, – продолжил адвокат, – не могли бы вы объяснить мне, как, не имея ногтей, он мог оставить такие следы на шее бедной жертвы – своей супруги, которую он так любил?
– Господин председатель суда, здесь присутствует мой ассистент, который тоже является онихофагом, – произнес я, а затем обратился к ассистенту: – Не мог бы ты показать свои руки?
Ассистент выполнил мою просьбу.
– Как видите, у него все еще есть ногти. Если человек – онихофаг, то это всего лишь значит, что он грызет ногти, а не то, что его у них больше нет. В случае, являющемся объектом нашего судебного разбирательства, если обвиняемый совершил то преступление, в котором его обвиняют, онихофагия служит доказательством ожесточения – я говорил о нем ранее. Именно оно могло оставить такие следы на теле жертвы.
На некоторое время адвокат утратил дар речи. Потом он повернулся к практикантке и сказал:
– Вот видишь, когда не