славянские древности рассматриваются суммарно, без выделения отдельных областей и без хронологических подразделений внутри широкого периода VII–XIII вв. Иногда это обстоятельство затрудняет историческое понимание развития ремесла. Отсутствует также различие городского и деревенского ремесла. Важной положительной стороной работы Нидерле являются широта построения, привлечение обширного сравнительного материала из истории римской и средневековой техники и комплексное изучение всех видов источников.

Можно только пожалеть, что раздел «Ремесла» в книге Нидерле, появившейся в свет в 1921 г., прошел совершенно не замеченным русской исторической литературой и не оказал на нее никакого воздействия, не отразился на общеисторических построениях.

Археологические исследования 1923–1940 гг. внесли очень много нового в дело изучения русских древностей и, в частности, в дело изучения ремесла. Раскопки курганов продолжались в меньших масштабах, но велись с большей тщательностью. В эти годы впервые было обращено внимание на места поселений — селища, городища. Начались раскопки важнейших центров древней Руси — Киева, Чернигова, Вышгорода, Галича, Старой Рязани, Новгорода, Пскова, Старой Ладоги, Смоленска, Москвы, Дмитрова и ряда других городов. Одновременно велись раскопки небольших безымянных городищ.

Большую работу по обследованию и изучению городищ проделали Украинская и Белорусская Академии Наук[59].

В результате всех этих работ были открыты десятки ремесленных мастерских, множество орудий производства ремесленников, полуфабрикаты, заготовки, сырье, готовая продукция местных мастеров. Доводы сторонников преобладания торговли были, таким образом, поколеблены обилием свежих фактов о ремесле. Первой работой, обобщившей в известной мере новый материал по русскому ремеслу IX–XII вв., является статья А.В. Арциховского[60], в которой, наряду с очень решительными возражениями Рожкову и Довнар-Запольскому, указывались конкретные пути отделения ремесла от земледелия и его дальнейшего развития в пределах Владимиро-Суздальской и Смоленской земли.

В 1936 г., через 40 лет после напечатания I тома «Русских кладов» Н.П. Кондакова, вышли в свет подготовленные им для II тома цветные таблицы, воспроизводящие ряд древнерусских ювелирных изделий. Текст к ним был написан А.С. Гущиным[61].

Зависимость от напечатанных ранее таблиц ограничила привлечение материала. Многие неизданные клады и отдельные памятники художественного ремесла не были включены в издание Гущина. Теоретическая часть работы Гущина носит слишком искусствоведческий характер; он занят почти исключительно стилем вещей, совершенно игнорирует технику их изготовления[62]. Отсюда происходят грубые ошибки в датировке, приводящие автора к неверному изображению эволюции ремесла. Но многие из утверждений Гущина (напр., о социальном положении ремесленников, о высоком развитии русского ремесла) верны и интересны.

Некоторые интересные мысли о древнерусской технике имеются и в книге Т.И. Райнова[63].

Заканчивая обзор историографии русского ремесла X–XV вв., можно наметить несколько этапов в развитии взглядов на этот важнейший раздел древнего хозяйства.

1 этап — первичное накопление более или менее случайных материалов. Данный этап заканчивается выходом в свет книги Аристова, использовавшего почти весь письменный материал X–XV вв.

2 этап — постепенное накопление вещественных источников (курганы и клады) и разработка отдельных тем (напр., ювелирное дело); изучалось преимущественно ремесло домонгольской Руси. Итоги этого этапа подведены в работе Нидерле.

3 этап — усиление внимания к археологическому изучению русских городов и попытки построения истории на основе комплекса разнородных источников. Этот этап приходится целиком на советскую эпоху.

К сожалению, для двух первых этапов характерно сохранение первоначальных утверждений о мизерности и ничтожности русского ремесла, утверждений, сложившихся еще в период споров славянофилов с западниками, когда предвзятым идеям был противопоставлен крайне скудный в то время фактический материал. На примере Ключевского, Рожкова, Покровского и Кулишера мы видели, что отрицание русского ремесла, противопоставление Руси Западу являлось почти обязательным для историков всех эпох и различных направлений[64]. Все попытки защиты достоинства русских мастеров исходили или от историков декоративного искусства или от археологов, т. е. от лиц, соприкасавшихся с вещественными источниками.

Моя работа по истории русского ремесла основана на посильном изучении всех категорий источников, взаимно дополняющих друг друга. Использованы как письменные памятники (количество которых несколько возросло с 1866 г.), так и вещественные. Археологический материал изучался как по изданиям, так и непосредственно в музеях ряда городов[65]. Кроме того, по некоторым вопросам был использован архив археологических исследований ИИМК Академии Наук СССР.

Помимо исторических и археологических источников, оказалось совершенно необходимым привлечение этнографического материала по домашнему производству и кустарной промышленности XIX–XX вв.

Необходимо отметить, что все взятые вместе источники составляют все же очень пеструю картину, весьма неравномерно отражающую историю ремесла как в хронологическом, так и в географическом и социальном отношениях.

Не стремясь к полной характеристике источников, остановимся на том, какие разделы истории ремесла освещены каждым их видом.

Для характеристики ремесла древнейшего периода (IX–X вв.) летописи не дают почти ничего. Для периода XI–XV вв. в летописях встречаются интересующие нас упоминания, но они носят случайный характер; наиболее интересны сведения о городах Киеве, Галиче, Владимире, Новгороде XII–XIII вв. Новгородская летопись в течение XIII в. сообщает имена ремесленников-воинов, погибших в боях. Интересны данные Псковских летописей XV в. о строительном деле. Краткая Русская Правда XI в. содержит одну статью о ремесленниках в составе феодального двора; Псковская судная грамота XIV–XV вв. говорит о вольнонаемных ремесленниках.

Грамоты князей и митрополитов освещают или XII в. (грамоты Святослава Ольговича и Ростислава Мстиславича) или конец XIV–XV вв. За исключением отдельных сведений о единицах обложения (црен, Кожевнический чан, кузница) и некоторых видов ремесла, эти грамоты дают мало материала. Духовные грамоты XIV–XV вв. при перечислении передаваемого имущества упоминают изредка мастеров, ювелиров. Интересные списки вотчинных ремесленников содержат духовные грамоты конца XV в. (напр., грамота князя И.Ю. Патрикеева). В договорных грамотах этого же времени встречаются перечни ремесленников, но они очень неполны.

Жития святых XI–XIII вв. очень редко упоминают о ремесленниках, наиболее интересны данные Печерского Патерика. Позднейшие жития XIV–XV вв. содержат мало сведений о ремесле.

Памятники художественной литературы, употреблявшие производственную терминологию в качестве метафор, могут быть использованы лишь в некоторых случаях (напр., Слово Даниила Заточника, XII в.) Особый интерес представляет переводная литература XI–XIII вв., содержащая производственные термины в большем количестве, чем русская. Специфика ранних славянских переводов с греческого иногда лишает нас возможности отделить русское от болгарского в терминологии, но самый круг технических терминов, обращавшихся на Руси в XI–XIII вв., дает нам многое.

Свидетельства иностранцев важны только для раннего периода истории русского ремесла. Византийские сведения VI–VII вв. обходят стороной производственные вопросы. Содержательнее в этом отношении сочинения арабов IX–XI вв., но и в их коммерческих справочниках (явившихся, кстати сказать, основным фундаментом, на котором строили свою аргументацию сторонники торговой теории) все рассматривается сквозь призму торговли. Крайне существенным источником для истории русского ремесла XI в. является «Schedulia diversarum artium» пресвитера Теофила. Этот источник, известный еще И. Снегиреву, был впоследствии незаслуженно забыт русскими историками и преднамеренно искажался немецкими националистически