предметами высокого ювелирного мастерства древнерусских городов. Городские вещи в большинстве своем обнаруживались случайно при земляных работах в виде кладов. К концу XIX в. материала накопилось столько, что он мог быть обобщен; обобщением его занялся хороший знаток Византии Н.П. Кондаков. Вначале его внимание было обращено только на предметы с перегородчатой эмалью[42], а в дальнейшем было распространено и на все городское ювелирное искусство в целом[43].

Совместно с И.И. Толстым Кондаков написал шеститомную историю русских древностей; три последних тома посвящены интересующей нас эпохе[44].

Продолжая работы Забелина и Филимонова на новом, более широком материале, Кондаков очень внимательно изучил эмальерное и ювелирное дело, его технику, датировку отдельных вещей, применив к этому свое знание византийского искусства. Кондаков защищал русскую культуру от нападок со стороны норманнистов и доказывал существование высокоразвитого русского ремесла, но при этом нередко впадал в излишнее увлечение византийским влиянием. Для Кондакова не только Царьград, но даже провинциальный Херсонес являлся постоянным источником благотворного влияния на Русь, без которого он не мыслил развития русской культуры.

Оставляя в тени народное искусство X–XIII вв., сосредоточив все внимание на самых высоких образцах городского ремесла и подчинив его целиком Византии, Кондаков не мог существенно изменить взглядов историков на ремесло древней Руси, хотя его работы и пользовались уважением.

Крупнейшим недостатком русской археологической науки было отсутствие раскопок поселений. Ни маленькие городища, ни крупные древнерусские города не привлекали внимания исследователей. Сложная, запутанная стратиграфия культурного слоя, обыденность бытовых предметов и отсутствие ярких, богатых находок — все это отпугивало археологов от раскопок городищ. Не случайно, что длительным раскопкам подвергся раньше других именно такой город, как Княжья Гора близ устья Роси, где кладоискателями были найдены многие клады[45].

Кроме Княжьей Горы (которую можно отождествлять с летописной Родней), был раскопан древний Белгород близ Киева и произведены раскопки древней части Киева[46].

В 1914 г. В.Е. Козловской была сделана попытка подвести итоги археологическому изучению городищ и курганов[47], но оказалось, что подводить итоги нечему: есть несколько ярких фактов из истории трех-четырех городов, но свести их в целостную картину Козловской не удалось.

Археологический материал, накопленный к началу XX в., был, во-первых, неоднороден по своему составу (преобладание курганных комплексов), а во-вторых, совершенно не изучен археологом с точки зрения его датировки, происхождения и т. д. Естественно, что использование его в качестве источника по истории хозяйства было затруднено.

М.В. Довнар-Запольский в своей истории русского хозяйства попытался привлечь этот заманчивый по своему богатству вид источников[48]. Но и здесь археологические данные, полученные из вторых рук, являлись, по сути дела, лишь иллюстрацией готовых идей автора. Идеи эти не новы — постоянная перекочевка населения, слабость земледелия, отсутствие ремесла и огромное значение внешней торговли таков ассортимент основных положений Довнар-Запольского. Являясь учеником Ключевского, Довнар-Запольский развил и украсил археологической и нумизматической литературой его торговую теорию. Ремесло в общей системе народного хозяйства заняло в книге очень скромное место.

В общих работах по русской истории Ключевского, Рожкова, Преснякова, Покровского, Лященко, Грушевского ремесло скупо обрисовано на основании материалов, собранных Аристовым. Из указанных авторов наиболее подробно и детально освещено ремесла Киевской Руси у М.С. Грушевского[49].

М.Н. Покровский в разделе, посвященном городам, вскользь коснулся вопросов ремесла[50], а в «Очерке истории русской культуры» он изложил несколько общеизвестных фактов по истории ремесла и дал поразительную по своей запутанности формулировку: «ремесленники были первым общественным классом в истории»[51].

Покровский прямо противопоставлял русские города, вроде Новгорода, ремесленным городам Запада, считая первые только торговыми, а не промышленными центрами[52].

В 1922 г. М.И. Кулишер издал книгу, которая, судя по названию, должна была заменить устаревшую работу Аристова[53]. Значительно уступая Аристову в полноте сообщаемых фактов, работа Кулишера продолжает повторять его выводы о слабости местного производства и о значительной роли иностранцев. Основной вывод Кулишера в отношении русского ремесла до XV в. сводится к противопоставлению Руси и Запада[54]. По сравнению с книгой Довнар-Запольского, работа Кулишера является шагом назад.

В 1923 1925 гг. вопросы истории русского ремесла получили новую разработку на страницах «Архива истории труда в России». В этом издании появился ряд статей Гессена, Рожкова, Введенского, Пажитнова и др.

Прямо к нашей теме относится статья В.Ю. Гессена о ремесленном труде в древней Руси в X–XV вв.[55] Основываясь на старых материалах, собранных Забелиным, Аристовым и Хмыровым, Гессен пытается дать социологический анализ истории ремесла, но при этом обнаруживает странную неосведомленность в русских терминах. Так, например, слово «уклад» в договоре Олега с греками 911 г., переводимое обычно как «контрибуция», он переводит как «сталь» и делает вывод о снабжении русских греческим оружием[56].

При просмотре грамот XV в. внимание Гессена привлекла одна фраза, повторявшаяся довольно часто. По мнению исследователя, речь там шла о вновь открываемой кузнице («новоженая кузница»), налог с которой шел в пользу князя. На этом основании он делает вывод о размахе промышленности, о росте числа кузниц и т. д. На самом же деле в грамотах говорилось об обычной свадебной пошлине — «новоженой кунице»[57].

Естественно, что социологические выводы, основанные на таком фундаменте, не имеют цены. Работа Гессена ничего нового в изучение истории русского ремесла не внесла.

После книги Аристова второй солидной работой по древнерусскому ремеслу является специальный раздел в многотомном труде известного чешского слависта Л.Г. Нидерле[58]. Хронологически работа Нидерле охватывает только домонгольский период, а территориально — все славянские земли. Но нужно сказать, что русский материал составляет примерно 4/5 всего изложения.

Прекрасный знаток русской археологической литературы, Нидерле построил свою работу на комплексном изучении письменных и вещественных источников. Глава, посвященная ремеслам у славян, распадается на следующие части:

1. Добыча металлов.

2. Обработка металлов (железо, медь, серебро, олово).

3. Ювелирное дело (скань, зернь, работы по золоту).

4. Техника инкрустации из стекла и камня.

5. Эмаль.

6. Керамика.

7. Обработка дерева.

8. Прядение и ткачество.

Каждый раздел начинается с разбора лингвистического материала по данному виду производства на основании работ Миклошича, Срезневского, Будиловича и Бернекера. Широко привлечены письменные источники: для Руси — по сводке Аристова, а для западных славян — по самым различным материалам. Значительно слабее освещено ремесло южных славян. Русский археологический материал привлечен Нидерле лишь в меру его публикации в литературе. В этом отношении «Славянские древности» представляют чрезвычайно ценную сводку материалов, существенно дополняющих работу Аристова. Все русские археологические издания до 1914 г. нашли отражение на страницах этого замечательного труда. Музейные коллекции русских музеев, к сожалению, остались совершенно не использованными Нидерле.

Согласно принятому Нидерле плану,