Шрифт:
Закладка:
— Блядь! — выругался я, но резких движений решил больше не делать.
Придерживаясь за стол, я обошёл его, плюхнулся на диван и, пошарив рукой по полу, нащупал сбежавшую тару. Пролилось не так уж и много, учитывая то, что половину я успел отхлебнуть. А раз уж бутылка всё равно в руке, то почему бы и не добавить. Да, завтра ещё нужно яму копать, но это не к спеху. Бабка у Витька померла лишь сегодня, а значит, похороны только послезавтра. Всяко отойти успею.
Хотя в последнее время людей стали хоронить… кто во что горазд. Не все и не всегда делают это «по церкви». Многим насрать на посты, на положенные сроки. Бывает, и на второй день закапывают, а бывает, что и на пятый. Нехорошо это, но ведь людям свою голову не пришьёшь. Вот Витька не такой, к тому же бабуля у него была очень религиозная. Значит, всё как положено пойдёт, на третий день. Лишь бы погода позволила, а то весна в этом году… сплошные дожди. И это ещё не весь снег сошёл, которого за зиму навалило под самую крышу.
Копать такое месиво — то ещё удовольствие: почва глинистая, влагой пропитана так, что от лопаты не оторвать. Под ногами чавкает, а сапоги порой так засасывает, что они с ног слетают. Но это ещё полбеды. Такая работа на внешности неслабые следы оставляет. Бородавки и грибок настолько привычное дело, что я на них уже давно внимания не обращаю. Земля в волосах — тоже наше всё. Но я не жалуюсь. Деньги хорошие прилипают, да и дело это благое — людей хоронить.
— Ох, ебать, — тяжело выдохнул я, пытаясь сфокусировать зрение на телевизоре. — Что-то я лишка… и-ик… по ходу.
* * *
Пробуждение приятным не назовешь. Похмелье в мои годы — гость довольно редкий. Но вчера я, видимо, слишком много скушал и лёг, наверное, чуть ли не на рассвете. Организм по привычке поднял меня в шесть утра, и теперь я пребывал в самом мерзком состоянии, которое только можно представить. Окончательно протрезветь не успел, но и пьяным себя уже не ощущал. Голова просто чугунная, все кишки горят…
Я подскочил с дивана и рванул в туалет, потому как содержимое желудка резко попросилось наружу.
Ненавижу блевать! Всегда пытаюсь сдерживаться до последнего. Но сейчас этот рефлекс оказался выше моих сил. Я едва успел добежать до толчка. По ходу, что-то снёс со стола, и оно с характерным хрустом разбилось. Вот только смотреть было некогда.
Согнувшись над унитазом, я выворачивал себя наизнанку. Рвота летела мощным потоком и попала в нос, от чего стало ещё противнее. Зато в голове полегчало. Немного отступила боль, просветлело в мозгах, жаль, озноб никуда не делся. Однако я мог крепко стоять на ногах и перебрался к раковине. Вода с грохотом ударила в железную чашу, и этот звук отразился болью в мозгах. Пара ледяных пригоршней в лицо — и вот я уже могу более или менее соображать.
Мысли путались. Я никак не мог вспомнить, чем закончился вчерашний день. В пьяном угаре всё как-то перемешалось в одну кучу. Вроде произошла какая-то суета, помню кровь, размазанные по полу кишки, двух подростков, что полезли в драку. И вроде не сильно обожратый был… Странно.
Позади грохнула входная дверь, и это оторвало меня от созерцания своей помятой, небритой рожи в зеркале.
— Да твою же в душу мать! Серёж! Ты совсем охуел?! — раздался гневный крик Валерича. — Ну сколько это будет продолжаться?! Доведёшь ты меня, вышвырну на улицу, к чертям собачьим!
— Прости, Валерич. — Я состроил я виноватое лицо, но на этот раз не сработало.
— Что же ты живёшь-то, как на свиноферме?! От… полюбуйтесь! Нинка ему пожрать передала, а он всё на пол. Теперь даже собакам не отдать, всё в стекле битом.
— Валерич…
— Чё Валерич, а?! Я уже шестой десяток Валерич! Совести у тебя нет!
— Я всё уберу. Ну чё ты начинаешь-то? Ну, газанул разок, с кем не бывает.
— Со мной вот не бывает. Ебить твою налево… эт чё за номер?! Пистолет, что ли?!
— Не трогай! — сухим тоном одёрнул начальника я, и тот послушался.
— Ты мне вот что скажи: ты совсем идиот?! На кой чёрт сюда оружие припёр?!
— Наградной это…
— Наградно-о-ой! — Шеф воздел указательный палец. — Ты ить героем был, что с тобой стало-то, а?
— Да каким, к лешему… — отмахнулся я и взялся за неспешную уборку.
— Каким-каким… — Валерич стянул шапку и уселся на стул. — Видать, хорошим, раз такую цацу подарили. Поди, и награды имеются?
— Металлолом это всё, побрякушки, — буркнул я. — Даже не помню уже, где валяются.
— Ну и дурак.
— Может, и дурак, — пожал плечами я, осторожно вытягивая осколки из картошки на полу.
— Перчатки хоть надень, порежешься.
— С-с-с, — почти сразу зашипел я и сунул порезанный палец в рот. — Блин! Валерич! Ну кто тебя просит-то, под руку!
— Это потому что мозгов нет, — усмехнулся тот. — Эх, видел бы тебя сейчас Колька.
— А ты батю сюда не приписывай!
— А вот и буду! Мы с ним в своё время знаешь, как дружили?! Он ведь тобой гордился, всё фотокарточки показывал. А ты вон чего…
— Так случилось, — угрюмо ответил я. — Жизнь вообще — крайне несправедливая штука.
— Дэ-дэ-ды дэ-бэ, — передразнил меня шеф. — Ты думаешь, нам в твоём возрасте легко было?
— Вам хотя бы свои в спину не стреляли.
— Ты чего в дом-то жить не идёшь?
— Не хочу.
— Он ведь ветшает стоит. Хоть на продажу выстави, на квартирку там точно хватит.
— Ой, Валерич, давай без своих нравоучений. И так тошно…
— А ты водяры поменьше хлебай, понял?!
— Да где уж я её больно хлебаю-то?
— Ну-ну.
— Ты чего вообще пришёл? Нервы поднять, с утра пораньше?
— Ты про Илюшкиных не забыл?
— Помню я…
— Это хорошо. А… вот чего! Ты мне вот объясни дураку, какого хрена мне вчера вечером Витька звонит и заявляет, что ты здесь драку устроил?!
— Какую драку? — Я попытался состроить максимально невинное лицо.
— Вот, у тебя хочу спросить! Я, значит, с постели сорвался, приезжаю, а тебя и след простыл. Хорошо, хоть двери запереть догадался.
— По делам отойти нужно было.
— Знаю я твои дела, за вином, небось, бегал.
— А если и бегал… Твою мать!
— Что опять?! — всполошился начальник, — Ну?! Чего притих?! Опять сотворил что-то?
— Да ничего я не делал! — возмутился я, — Просто вспомнил… Слушай, а ты у Надьки с утра не был?
— Я что, на больного похож? Мне чего там делать в шесть утра? Она же раньше девяти не открывается.
— А, точно… — Я почесал макушку.
— Э-эх, всё, допился.
— Да хорош уже, в самом-то деле! — не
