Во-вторых, в евангелиях нашли свое отражение некоторые произведения языческой скульптуры и живописи. Так, изображение шествующего по морю морского бога Посейдона легло в основу чудесного хождения Иисуса по водам; изображение Геракла, несущего два перекрещивающихся столба, повлекло к созданию мифа о несущем крест Иисуса Симоне-киринеянине и т. п.

В-третьих и в-четвертых, евангельские истории или просто были заимствованы из языческой мифологии, вроде чудесного превращения богом Дионисом воды в вино, или были придуманы для объяснения сделавшихся непонятными церковных установлений, или вылились из астральных мотивов.

Если все евангельские моменты биографического характера являются только мифами, то не иначе обстоит дело и со словесами учения, — изречениями, речами и притчами. Все они составлены из дохристианского или внехристианского, а также позднехристианского материала, напр., знаменитая «нагорная проповедь», «Отче наш» и пр.

Нельзя думать, что история Иисуса сложилась сразу и одновременно; нет, она имеет ряд наслоений. Напр., христианство эпохи Павла, по видимому, не знало «учения Иисуса», как и мифов об отречении Петра, преображении, сцены в Гефсиманском саду, бичевания и пр. Оно знало только учение о распятом Иисусе.

Позднейшего происхождения и выведение Иисуса из Назарета. Здесь сказались и имена ветхозаветных «назареев» — аскетов, и словечко «незер» — «отрасль» из мессианского 11,1 Исайи, и сектанты «назареи» или «назореи».

Вместе с Иисусом и его историей в область мифологии у Робертсона переходят также все многочисленные евангельские Марии, Иосиф и пр., не засвидетельствованные в светской литературе личности. Одно только он делает при этом исключение в пользу Иоанна Крестителя, хотя и то с большими оговорками и отрицая его первоначальную связь с мифом об Иисусе. Вообще же взгляд Робертсона по интересующему нас вопросу хорошо выражается его коротенькой фразой: «Так же, как человек сотворил всех богов, так сотворил он и всех христов».

Если Робертсон, по мнению теологов, не довел своих выводов до логического конца, а именно, не отнес к области мифологии и апостола Павла, историческое существование которого они считают абсолютно неоспоримым, то этот «пробел» пытался устранить профессор семитических языков и истории Востока в марбургском университете Петер Иензен.

Петер Иензен

Иензен (род. в 1861 г.) является одним из лучших переводчиков ассиро-вавилонской поэмы о Гилгамеше. Эта поэма, а также обнаруженные благодаря последним раскопкам на Востоке следы былого огромного влияния культуры «страны бывшего рая», Вавилонии, на древний мир навели названного ученого на мысль проследить влияние этой поэмы. Плодом предпринятого исследования явился огромный труд: «Эпос о Гилгамеше в мировой литературе. В нем, а также в своей брошюре «Моисей, Иисус, Павел» («Moses, Jesus, Paulus», 1909 г.) Иензен самым кропотливым образом путем сопоставления текстов старается показать, что в основе и деталях историй как ветхозаветных, так и новозаветных лиц, включая Иисуса и Павла, лежит вышеуказанная поэма о подвигах мифического солнечного героя Гилгамеша, а все эти лица являются мифическими и вариантами своего вавилонского прототипа. Резюмируя свои достижения по вопросу об евангельской истории, он пишет в конце своего большого труда:

«Да, Иисус из Назарета (и, добавим, Павел), в которого, как в сына божия и спасителя мира, вот уже почти две тысячи лет, а возможно и более, верует христианство, и в котором даже самая прогрессивная наука наших дней все еще видит великого человека, некогда жившего на земле в качестве высокого примера и умершего, — этот Иисус никогда на земле не жил, никогда на земле не умирал. Ведь, он является не чем иным, как израильским Гилгамешом, не чем иным, как двойником Авраама, Моисея и бесчисленных других личностей саги (сказания). Как некогда вавилоняне в своем Гилгамеше, так теперь христиане в своем Иисусе почитают наполовину исчезающее в тумане, угасающее для человеческих глаз солнце, именно наше великое и величественное солнце и то же самое солнце, которое вот уже много тысячелетий назад во всем своем блеске и животворном величии восходило и заходило на вавилонском небе, царей и народ побуждало к молитвенному поклонению и к благодарственному служению себе».

Однако, несмотря на такой вывод, Иензен оказался нестойким в своих взглядах. Когда клерикальные круги Германии подняли шумиху против отвергнувшего историчность Иисуса Артура Древса и всей мифологической школы, Иензен в своей брошюре «Жил ли в действительности Иисус евангелий?» («Hat der Jesus der Evangelien wirklich gelebt?» 1910 г.) весьма осторожно высказался, что «детали жизни Иисуса, ядро его личности, возможно, являются историческими». В другом же месте, опять-таки с оговоркой «возможно, может быть», он заявляет, что «сказание об Иисусе — вавилонского происхождения, возможно, было поставлено в связь с каким либо человеком, когда-то жившим на земле».

Когда разрушительная критика Робертсона и других если не уничтожила, то сильно подорвала у многих доверие к евангельским источникам, в качестве своей главной опоры теологи стали выдвигать личность Павла и его послания. Еще Бауэр заподозрил подлинность их всех, к этому же выводу после многолетней работы пришла и так наз. голландская школа, т. е. голландские ученые. Эта школа оказала и оказывает большое влияние на мифологическое направление, и одним из показателей этого являются, между прочим, труды английского ученого Томаса Уайттэкера.

Т. Уайттэкер

Томас Уайттэкер примкнул к мифологической школе в самом начале девятисотых годов, выпустив книгу «Происхождение христианства» 1909 г.

Разделяя взгляды крайне-левого крыла голландцев, отвергающего целиком все Павловы послания, как неподлинные, он считает, что эти взгляды следует слить и дополнить робертсоновскими достижениями в области происхождения христианства. Рассказы евангелий отражают и выражают собою идеи и образы древнеиудейского культа солнечного Иошуа-Иисуса, переплетенные с соответствующими сказаниями из греческой и вообще языческой мифологии. Разрушение Иерусалима имело большое значение в истории этого культа, так как только после него последний, окрашенный в мессианские краски, широкой волной влился в языческий мир, неся туда иудейский монотеизм, но зато и сам поддаваясь внешнему влиянию, обогащаясь этически и синкретически. Конец этого движения мы видим в написанных одним поколением позднее разрушения Иерусалима посланиях Павла, в павлинизме.

Попытку, аналогичную попытке Уайттэкера, в самой Голландии сделал представитель левого крыла ее школы Болланд.

Болланд

Болланд, профессор философии в лейденском университете, в своих книгах «Евангельский Иошуа» и «Евангелия», подобно Уайттэкеру, объединил в одно целое отрицание Павловых посланий и взгляды Робертсона, а также приписывающего огромное влияние на христианство греческой философии Фридлендера. Посему у него христианство является движением, возникшим от перекрестного взаимного влияния греческой религиозной философии, иудейского эллинизма и дохристианского, иудейского же гностицизма. А так как это слияние всех этих элементов происходило, главным образом,