class="v">По скату бесовской руки.

Ведьмина пестрая, как жаба,

Сидит на жареных ногах,

У рта приятная ухаба

Смешала с злостью детский «Ах!»

И проигравшийся тут жадно

Сосет разбитый палец свой,

Творец систем, где всё так ладно,

Он клянчит золотой!..

А вот усмешки, визги, давка.

– Что? Что? Зачем сей крик? –

Жена стоит, как банка ставка,

Ее держал хвостач старик.

Пыхтит, рукой и носом тянет,

Сердит, но только лезут слюни.

Того, кто только сладко взглянет,

Сердито тотчас рогом клюнет.

Она, красавица исподней,

Склонясь, дыхание сдержала.

И дышит грудь ее свободней

Вблизи веселого кружала.

И взвился вверх веселый туз,

И пала с шелестом пятерка,

И крутит свой мышиный ус

Игрок суровый, смотрит зорко.

И в муках корчившийся шулер

Спросил у черта: «Плохо, брат?»

Затрепетал… «Меня бы не надули!»

Толкнул соседа: «Виноват!»

Старик уверен был в себе,

Тая в лице усмешку лисью,

И не поверил он судьбе –

Глядит коварно, зло и рысью.

С алчбой во взоре, просьбой денег,

Сквозь гомон, гам и свист,

Свой опустя стыдливо веник

Стояла ведьма, липнул лист.

Она на платье наступила,

Прибавив щедрые прорехи,

На все взирала горделиво,

Волос торчали стрехи.

А между тем варились в меди,

Дрожали, выли и ныряли

Ее несчастные соседи –

Здесь судьи строго люд карали.

И влагой той, в которой мыла

Она морщинистую плоть,

Они, бежа от меди пыла.

Искали муку побороть.

И черти ставят единицы

Уставшим мучиться рабам,

И птиц веселые станицы

Глаза клюют, припав к губам.

И мрачный бес с венцом кудрей

Колышет вожжей, гонит коней.

Колеса крутят сноп мечей

По грешной плоти – род погони.

Новину обмороков пахал

Сохою вонзенною пахарь.

Рукою тяжелой столбняк замахал –

Искусен в мучениях знахарь…

Здесь дружбы нет: связует драка,

Законом песни служат визги

И к потолку – гнездовьям мрака –

Взлетают огненные брызги.

  Со скрежетом водят пилу

  И пилят тела вчетвером.

  Но бес, лежащий на полу,

  Всё ж кудри чешет гребешком.

  Смотрелася в зеркале

  С усмешкою прыткою,

  Ее же коверкали

  Медленной пыткою.

У головешки из искор цветок –

То сонный усопший по озеру плыл.

Зеленой меди кипяток

От слез погаснул, не остыл.

Тут председатель вдохновенно

Прием обмана изъяснял.

Все знали ложь, но потаенно

Урвать победу всяк мечтал.

С давнишней раной меч целует,

Приемля жадности удар.

О боли каждый уж тоскует

И случай ищется, как дар.

Здесь клятвы знают лишь на злате,

Прибитый долго здесь пищал.

Одежды странны: на заплате

Надежды луч не трепетал.

Под пенье любится легко,

Приходят нравы дикарей.

И нож вонзился глубоко

И режет всех без козырей

Песня ведьм:

Вы, наши юноши, что же сидите?

Девицы дивятся, стали сердитей!

Бровям властелиновым я высока,

Ведьманы малиново блещет щека.

Полосы синие и рукоять…

К черту уныние! Будет стоять!

«Я походкой длинной сокола

Прохожу, сутул и лих,

Мчусь в присядке быстрой около

Ряда стройных соколих.»

«Черных влас маша узлами,

Мы бежим, бия в ладони.

Точно вспуганы орлами

Козы мчались от погони.»

«Скрыться в темные шатры,

Дальней радости быстры,

Прижимая по углам

Груди к трепетным ногам…»

* * *

И жирный вскрикнул: «Любы бесу,

Тому, кто видел роз тщету,

И, как ленивого повесу,

Мою щекочете пяту!..

Смотрите, душ не растеряйте,

Они резвей весною блох,

И петель зайца не мотайте,

Довольно хныкать: ух и ох!..»

Разгул растет, и ведьмы сжали

В когтях ребенка-горбуна.

Добычу тощую пожрали

Верхом на угольях бревна

«Узнай, узнай, я роком дадена!

Меня несут на блюде слуги!»

И, полуобраз, полугадина,

Локтями тянется к подруге…

И вот на миг сошло смятенье,

Игрок отброшенный дрожал.

Их суд не ведал снисхожденья,

Он душу в злато обращал.

Смеюн, что тут бросал беспечно,

Упал, как будто в западню.

Сказать хотелось сердцу речь но

Все сожигалось данью дню.

Любимец ведьм, венец красы

Под нож тоскливый подведен,

Ничком упал он на весы,

А чуб (гляди) белей, чем лен!

У злата зарево огней,

И седина больней,

Она ничтожна и слаба,

Пред ней колышется резьба.

И черт распиленный, и стружки,

Как змейки, в воздухе торчат.

Такие резвые игрушки

Глаза сожженные свежат!

Быть отпущенным без песни,

Без утехи и слезы,

Точно парубки на Пресне,

Кладбищ выходцы мерзлы.

Любовниц хор, отравы семя,

Над мертвым долго хохотал.

И вкуса злость – златое темя

Их коготь звонко скрежетал.

Обогащенный новым даром,

Игры счастливец стал добрее

И, опьянен огней угаром,

Играет резче и смелее.

Но замечают щелки: счастье

Все валит к одному,

Такой не видели напасти –

И все придвинулись к нему.

А тот с улыбкой скромной девы

И дерзко