После расставания с донной Сильвией, задыхаясь от чувства гадливости, я потянулась именно к нему, как утопающий — к спасательному кругу… нет, как к огромному кораблю, спешащему на помощь всем, брошенным в волны отчаянья, сомнений и неверия в свои силы.

— Так кому же ещё? — искренне удивляюсь я, отвечая и ему, и собственным мыслям. — Вы, дон Кристо… Ой, простите, Кристобаль!..

Он великодушно отмахивается.

— Ничего-ничего, называй меня так. Мне нравится. По-домашнему… Это ты от Софи слышала, как она ко мне обращается?

— Угу… — мычу невнятно. Почему-то в его обществе чувствую себя, прямо как при нашем матриархе, сущей девчонкой, и даже порой вести себя начинаю соответствующе, хоть и одёргиваю вовремя. Вот при Сильвии такого не случалось. Возможно, потому, что подобного уважения она к себе не вызывала? Встряхнув головой, как бы выгоняя даже тень воспоминаний об этой неприятной особе, продолжаю:

— Видите ли, дон Кристо, вы в этой ситуации самый беспристрастный. Донна Мирабель с вами не в родстве, а в свойстве, скажем так; кровной связи между вами нет. А вот братьям Торресам она мать, хоть и взбалмошная, но любимая. А для дона Теймура — любимая до сих пор женщина. Я, хоть и не особо долго знаю этих мужчин, но могу представить, на что они способны, разозлившись. И просто-напросто боюсь, что в запале они наворотят такого, о чём потом будут сожалеть. Я так поняла, что к Сильвии они особой любви не питают, но вот если, осадив её, заденут чувства Софьи Марии Иоанны — нехорошо будет всем. Может, я и сгущаю краски. Но война в семействе — это последнее, чего я жажду.

— Похвально.

Старый воин одобрительно кивает. Подходит к собственному, ныне пустому, пьедесталу, склоняется над подножьем. Латная рукавица мешает ему ощутить мягкость цветочных лепестков, и он, с досадой поморщившись, стаскивает её — та с лязганьем падает на мраморный пол — и погружает пальцы в один из букетов, оставленных мною в прошлые визиты.

— Обрати внимание, дитя моё, все цветы до сих пор свежи, даже роса ещё не высохла…

С удовольствием перебирает шелковистые лепестки белых хризантем. Аккуратно срезав ногтем пышное соцветье, пристраивает каким-то чудом на свой латный панцирь. Как орден.

— И этот запах, живой неповторимый запах… и давно забытое удовольствие — ощущать ароматы… Каждый твой приход для меня был праздником. Остальные члены семьи редко меня навещают; я не в обиде, понимаю, у них свои заботы. Впрочем, разговаривают они со мной подолгу. Но никому ещё не удавалось перенести в этот мир нечто живое. У тебя удивительный дар, детка: нести жизнь. Пробуждать её повсюду. Том и Грин, псы, которых ты подняла в прошлый свой приход, до сих пор носятся по саду целыми днями, а Сильвия злобствует, глядя на них… Впрочем, я отвлёкся. Это хорошо, это просто прекрасно, что в первую очередь ты думаешь о покое в семье. Хочешь провернуть всё по-тихому, чтобы никто ничего так и не узнал?

Последние слова заставляют меня приуныть.

— Чтобы совсем ничего и никогда — это вряд ли. Один ваш дон Теймур — лучший интриган всех времён и народов, всё видит, всё знает, да и остальные ему не уступают. Узнают, конечно, но лучше уж, если задним числом, когда всё отшумит и закончится. Я, собственно, ещё и из-за этого к вам пришла. Насколько это реально — мне одной успеть вразумить Мири и удержать её от суицида? Похоже, Сильвии нужен шумный скандал, она решила устроить шоу прямо на празднике дочери, обставив таким образом свой «подарок». И, хоть убейте, не верю я в материнскую заботу со стороны этой ведьмы. Ей нужно что-то иное. И ещё: предположим, в день бабушкиных именин у меня всё получится; а что дальше? Ведь в Эль Торресе по-прежнему будет оставаться шпион Сильвии, её глаза и уши. Если его не вычислить, он ещё натворит бед!

— Правильно мыслишь. Через него-то, как через посредника, Сильвия и давит на Мирабель, внушая ей дурные мысли. Н-да… Пойдём-ка в сад, девочка. Надоели мне эти стены. Пройдёмся, сменим обстановку, и тогда, быть может, озарит меня, старика, очередная гениальная идея.

Он галантно предлагает мне руку, и вместе мы поднимаемся по лестнице, выводящей на верхний уровень склепа. Огромные двустворчатые двери распахнуты. Свежо. Воздух напоён запахами сырой земли, травы, разогретых на солнце яблок… Вот с последним я малость перестаралась, тут больше гранаты и апельсины произрастают, во всяком случае — в мире живых. Поэтому тотчас яблочная нотка ароматов заменяется цитрусовой.

С удовольствием оглядев цветущий сад, Командор от души пожимает мне локоть.

— Превосходно. Браво. Я тронут, девочка.

Проходится по песчаной дорожке. Омочив руку в фонтанчике, какое-то время заворожённо следит за холодными каплями воды, застывшими на кончиках пальцев. Засмеявшись, достаёт из ниоткуда носовой платок и осушает руки.

— Брависсимо! Но, дорогая, как бы мне ни хотелось продолжать в том же духе, вынужден попросить тебя приглушить этот фейерверк. Он отвлекает. Я ведь и впрямь намереваюсь предаться размышлениям; но оное окружение перетягивает внимание. Вот если тебе нетрудно будет поспособствовать оживлению ощущений иного рода…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Подмигнув и опустившись на ближайшую скамью, он извлекает из кожаного мешочка на поясе старенькую, отполированную временем и хозяйскими руками, трубку и набивает её табаком. Прикуривает, как граф Калиостро, от пальца. Покосившись на меня с хитринкой, делает первую глубокую затяжку… и даже глаза прикрывает от удовольствия. Хорошо пошло.

Я осторожно подсаживаюсь рядом.

Помалкиваю.

Судя по нахмурившимся бровям, по плотно сживающимся время от времени губам, по тому, как время от времени прикусывается крепкими зубами мундштук — дон Кристобаль не только наслаждается давно забытым процессом. Первую минуту он, возможно, и пребывал в блаженной нирване, но затем приступил к тому, чем собирался, собственно, заняться. Он думал. Анализировал. Отметал какие-то предположения и выстраивал новые. Только однажды, не открывая глаз, уточнил:

— Напомни, в чём заключается твоя миссия, по мнению Сильвии?

Я немедленно отвечаю:

— В момент встречи почётных гостей я должна буду оказаться рядом с доном Теймуром и взять его за руку. Нечто вроде дружественного жеста. При этом так взять, чтобы полностью накрыть ладонью родовой перстень с чёрным камнем Мораны. И удержать хотя бы полминуты.

— Смысл?

— Моя аура, чужая, иномирная, нарушит на какое-то время силовые линии, идущие от родового кольца к охранным плетениям по всему периметру Эль Торреса и владений. Может, кто-то в это время нарушит границу, не могу сказать точно; Сильвия делала упор на то, что на какое-то время сильно ослабнут страховочные заклинания вдоль замковых стен и башен, призванные подхватывать случайно упавших.