Она хотела что-то произнести, но запнулась, видимо ожидала от меня иных слов.

— С ними вввсе ввв пппорядке. А вы, милый мой…

— Вот и отлично. — Я обогнул её стороной и пошёл к своим вещам, ступая широким шагом, чтобы старушка не поспела за мной.

— Нннадеюсь, бббольше не увидеть вввас в нннашей бббольнице! — крикнула она мне в спину.

— Уж это я могу тебе пообещать, старая кошёлка, — пробормотал я, забирая сумки и направившись к выходу.

С хмурым видом я побрёл обратно в сторону вокзала, пыхтя от тяжести сумок. Более или менее здоровые жители посёлка, которым в это утро не потребовался визит к врачу (в основном это были мужики, играющие в домино, да женщины, вывешивающие белье сушиться) опять же с ехидством глядели в мою сторону. Видимо посчитав, что я никому не смог продать коллекцию чудо-ножей или же циркониевые браслеты. До вокзала я добрался спустя двадцать минут, и все это время я размышлял о своих дальнейших действиях? Что теперь? Вернуться в родной город и поискать вакантные места в какой-нибудь частной клинике? Или же махнуть на все и отправиться на Камчатку в глухую деревеньку? И как мне тогда видеться с дочерью? После развода я и так физически почувствовал, как быстро отдаляюсь от неё в прямом смысле слова. А со временем стану и в переносном.

Мои размышления о дальнейших действиях оборвались, стоило мне добраться до перрона и увидеть знакомого рыжего кота, стоящего у будки кассира. Он смотрел на меня своим единственным глазом и немного нервно поддёргивал хвостом.

— Тимофей?

Кот быстро подошёл ко мне и принялся тереться о мою ногу. Опустив сумки, я взял его на руки. Старый кот не воспротивился этому, а даже наоборот — вытянул мордочку вперёд, желая обнюхать моё лицо. Его седые усы были ломкими, у ободранного уха виднелся островок гладкой розовой кожи, где шерсть перестала расти. Под моими пальцами билось горячее сердце. Золотисто-зелёный глаз пристально уставился на меня в надежде ввести в гипнотический транс. Но хвостатый Кашпировский то ли оказался шарлатаном, то ли переоценил свои мистические способности.

— Ты опять сбежал?

Прежде чем кот успел ответить на мой вопрос на перроне возникла группа мальчишек из пяти человек, самому старшему — явному лидеру местной шпаны — было около двадцати, в то время как младшему — не больше двенадцати. Они громко смеялись и предпочитали использовать в разговоре культурные и матерные словечки в соотношении — пятьдесят на пятьдесят.

Лидер местной банды бросил пустую стеклянную бутылку из-под пива в стену перрона, под одобрительный свист и крики своих «вассалов». Никто не любит дворовых хулиганов (кроме их матерей), вот и я к этой контркультуре относился всегда крайне отрицательно. И не только потому, что вырос в благополучной интеллигентной семье, но и потому что в детстве сталкивался с их братией. Мне приходилось прятаться, спасаться бегством, и даже возвращаться домой в порванной одежде или же синяком под глазом.

К сожалению, как и утром, перрон оставался пустынным. Если в будки и находился кассир, то он не решился выйти и сделать мальчишкам замечание. Я тоже не стал читать им мораль, и не потому что почувствовал страх перед ними. Спустя годы, особенно человека моей профессии, уже мало что может напугать, если только это не судебный пристав или же ещё хуже — приезд тёщи в гости на неделю. Но, чтобы быть с вами полностью откровенным, неприятный холодок все же пробежал по моей спине, стоило взгляду главного хулигана остановиться на мне. Вначале он замер на месте, словно встречающий на перроне человек, наконец дождавшийся нужного ему пассажира, затем на его губах проступила неприятная кривая улыбка. Его свита пару секунд ещё обсуждала силу и точность его броска, после чего замолчали и они.

— Здравствуй, дядя, — произнёс парень, плюнув под ноги сквозь щель зубов. — Куда путь держишь?

— А тебе какое дело? — голос мой был спокоен и, к моей великой гордости, пропитался жёсткими нотками уверенности. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы лидер хулиганов сменил свой тон и охладил свой пыл.

— Да так, просто интересуюсь, — пожал он плечами. Достав из кармана чётки, он принялся их вертеть в руке, видимо пытаясь вернуть утраченную решительность. Мальчишки, все ещё стоявшие за его спиной, пытливо ждали продолжение речи своего «гуру». — Редко увидишь в наших краях незваных гостей… А вот котяра мне знаком.

Интерес к моей персоне пропал практически полностью. Тимофей, словно поняв, что речь зашла о нем, напрягся и, вытянув когтистые лапы, вцепился в моё плечо.

Хулиган, неторопливо, направился ко мне, тоже протянув руки в мою сторону. Чётки в его ладони делали его похожим на проповедника некой секты, которая принимала в свой приход исключительно мальчишек.

— Отдай его мне. Я отнесу его хозяину.

Прекрасно понимая, что отдав кота шпане, обреку животное на безрадостную участь, я прижал хвостатого крепче к груди.

— Я тоже знаю его хозяина. Спасибо за помощь, но я как-нибудь сам.

Гопник неприятно усмехнулся, скривив уголок рта. Руки он отпустил, но идти в мою сторону не перестал. Подойдя вплотную, он оглядел меня с ног до головы. Тоже соме сделал и я. Передо мной стоял наглого вида юноша, от силы четырёх классов образования, с выбритой почти под ноль головой, но с дурацкой рыжей чёлкой. Левую бровь рассекал тонкий шрам, вполне возможно сделанный нарочно, ради усиления брутальности но простецком веснушчатом лице. С той же целью его щёк и подбородка не касалась бритва около десяти дней. Одет он был в чёрную майку с принтом незнакомой мне музыкальной группы, в куртку цвета хаки и потёртые джинсы, которые поддерживал ремень с большой бляхой. На ногах он носил пыльные когда-то белые кроссовки.

Никакой оригинальности.

— А в сумках что? — спросил юнец, пнув одну из них носком.

— Эй! — Его поступок не на шутку разозлил меня. Не будь в моих руках кота, я бы схватил его за грудки и вытряс из него всю напускную храбрость.

— Да ладно, я вроде не сильно.

— Без разницы. Я не давал тебе такого права!

— А кто тебя спрашивать будет, — громко заявил мальчишка и медленно повернулся назад. Как по команде остальные мальчишки весело загоготали.

— Как тебя зовут? — я решил взять бразды правления нашим разговором в свои руки.

— Зачем интересуешься, дядя?

Это его «дядя» мне сводило скулы не меньше, чем глупая ухмылка. Хотелось тут же придумать ему схожую кличку, а-ля «племяш». Только делать этого я не стал, чтобы не опускаться до его уровня.

— Зачем? Потому что