Наступление Германских войск направленное против бельгийских, французских и английских частей оказалось столь же стремительным и удачным, как и наступление российских войск против австро-венгров. К концу октября немцы умудрились захватить большую часть территории Бельгии, и подошли на расстояние 100 километров к Парижу, из-за чего у глав французского правительства случилась натуральная истерика. Причем истерика эта произошла не только по причине собственных военных неудач, но также в связи с событиями на Восточном фронте. А дело обстояло в том, что главнокомандующий Российской императорской армией, которым стал сам Николай II, не выказал ни малейшего желания бросать свои войска в откровенную мясорубку, дабы облегчить жизнь своим западным союзникам. Более того, высказался в том плане, что — «Мы, русские, сожгли Москву, дабы она не досталась Наполеону. Так чем Париж лучше Москвы?». В общем, четко дал понять, что таскать своими руками каштаны из огня ни для кого не собирается. Тем более, что обвинить Россию в бездействии не представлялось возможным. Войска ее Юго-Западного фронта уже сумели выйти к Карпатам, по пути разгромив четыре вражеские армии и оставив в тылу осажденный Перемышль, в котором укрывалось еще не менее 150 тысяч солдат и офицеров противника. Свыше полумиллиона вражеских бойцов были убиты, ранены или взяты в плен. По сути, за это время испарилась половина довоенной армии Австро-Венгрии, о чем не преминули раструбить на весь мир российские газеты, репортеры которых задавались на страницах своих изданий одним и тем же вопросом — «А почему наши союзники не могут воевать столь же успешно? Что или кто им мешает побеждать? Ведь сомневаться в доблести бельгийских, французских и английских солдат не приходится!». Короче, отрабатывали «государственный заказ» по опосредованному очернению высшего командного состава и политического руководства тех стран, кто прежде полагал учить Россию, как надо жить. Естественно, жить под их чутким руководством. Так начался очередной этап борьбы да разум собственного населения, коему слишком многие в последние годы нашептывали в уши о потребности революционных изменений. Государство просто начало показывать в ответ, как справляются, точнее как не справляются, с точно такими же проблемами те самые господа из просвещенного запада, что пытались учить жизни «лапотных русских мужиков». И громкие победы русского оружия лишь служили тому ярким доказательством.

— Да, признаю, вы были правы насчет механизации артиллерии, — слегка склонил голову в знак признания своей былой недальновидности командующий Юго-Западным фронтом, генерал от кавалерии Брусилов Алексей Алексеевич. — Лишь благодаря этим новомодным гусеничным тракторам мы смогли многократно превзойти противника в орудиях больших калибров. Ведь одно дело, когда по окопавшемуся противнику ведет огонь трехдюймовая полковушка или миномет и совсем другое, когда им на головы начинают падать вдесятеро более мощные шестидюймовые бомбы. — Не смотря на самую активную подготовку армии к грядущему противостоянию, с поставкой в войска действительно тяжелой артиллерии не все выглядело столь радужно, как того хотелось бы. Современных дальнобойных 105-мм орудий и 152-мм гаубиц на всех не хватало. Особенно с учетом пятикратного увеличения численности войск по завершении мобилизационных мероприятий. И тут, как нельзя кстати, пришлись к месту солидные запасы крепостной артиллерии, которая, не смотря на возраст, все еще могла считаться достаточно современной. Во всяком случае, в сражениях против армии двуединой монархии. Но там все упиралось в непомерные веса артиллерийских систем, доходящие до пяти с половиной тонн в транспортном положении. Таскать же за пехотой столь тяжкий груз не хватило бы никаких лошадей. Особенно по осенней распутице. Но тут на «арену» потекли натуральным стальным потоком те самые трактора, коими ныне восхищался генерал. И внезапно выяснилось, что всего за первое полугодие 1916 года в армию стало возможно отпустить до двух с половиной тысяч 107-мм и 152-мм тяжелых осадных орудий, с которыми были хорошо знакомы даже ратники 1-го разряда, успевшие застать их во время прохождения службы по призыву. То есть сложились все обстоятельства. Имелись, и орудия, и боеприпасы к ним, и понимающий обслуживающий персонал, и средства доставки к полю боя, и, конечно же, многочисленные цели.

— Пожалуй, только вам, как истинному кавалеристу, былое заблуждение будет простительно — усмехнулся в усы император, прибывший к Перемышлю, дабы лично проинспектировать ход осады города-крепости. — Ибо за кавалерией эти тихоходы уж точно поспевать не могут. Отчего, небось, и вызывали у вас прежде внутреннее отторжение. Но, вот увидите, пройдет еще немного времени и в помощь обожаемому вами роду войск наша промышленность сможет предоставить кое-что не менее ценное и удобоваримое.

Естественно, в меру своих сил и способностей, подготавливая страну к мировой войне, барон Иванов никак не мог обойти стороной тему танков — сухопутных броненосцев, способных одним фактом своего присутствия на поле боя внести панику и смятение во вражеские войска. Однако до последнего времени у него никак не доходили руки до начала этого, нового, проекта. Лишь после запуска днепровской ГЭС и продавливания решения о постройке казной ряда необходимых заводов, он за свой счет организовал на территории Невского судостроительного завода еще один небольшой опытный цех, куда и пригласил с полсотни инженеров и чертежников, коим надлежало стать отцами нового, невиданного прежде, оружия. А поскольку нечто громоздкое, дорогущее, тяжеленное и требующее дефицитного в войну современного вооружения, делать виделось неправильным, итоговый результат их труда, продемонстрированный самодержцу еще в июне месяце, весьма напоминал Renault NC27, о чем, правда, сам гость из будущего не подозревал, так как не являлся столь сильным специалистом в сфере военной техники.

Вот именно о таких машинах, что уже начинали собирать на мощностях «Казенного Харьковского Тракторного Завода», и делал намеки своему собеседнику Николай Александрович. Впрочем, появиться на поле боя в товарных количествах они могли не ранее лета будущего года, до которого еще требовалось продержаться и при этом не понести тяжелые потери. Во всяком случае, не хотелось бы вновь терять столько же людей и вооружения, сколько стоили российской армии успешные наступательные операции Юго-Западного фронта. Пусть даже противник потерял вдвое больше, не говоря уже о территории! Но сто семь тысяч погибших и пропавших без вести, к которым следовало добавить двести десять тысяч раненых — это было ой как много. Да за всю войну с японцами Россия не несла таких потерь в людях, какие получила за последние два месяца! И вот об этом император пожелал поговорить с лучшим командующим Российской Императорской Армии. По крайней мере, о Брусилове пришедший из грядущего потомок отзывался, как о действительно талантливом полководце, которого помнили все, кто хоть в какой-то степени учил в школе историю отечества.

Как только ему,