«Мы хотим хотя бы немного отдохнуть, — сказали они, — пока ты нас прикрываешь. Вот тут все наши пароли и учетные данные, вот тебе пластиковый пропуск, он еще и ключ от всех дверей, а вот футляр для него. Ты можешь прицепить его вот этим карабином к своей сумочке. Видишь? А, ну да, вот тебе и сумочка. Можешь набить ее чем-нибудь. Под самую завязку. Да, она должна быть тяжелой. Вот твой контракт, вот копировальный аппарат, а вот — общая папка для всего».

Первая Временная свалилась с пролетавшего метеорита и светила без особого рвения. Боги должны были удерживать ее, чтобы она не ускользнула от них, — настолько рассеянным оказалось это создание, которое предпочитало плыть по течению, кавитацию, если честно, еще не изобрели. В те времена всякие мерзкие личности без постоянной работы норовили взлететь к облакам, а ведь работа была единственным, что могло удержать их на земле.

Первая Временная провела свой первый рабочий день, изучая общую папку со всеми делами. Она прочитала каждый раздел и каждый документ. Птицы, пчелы, митохондрии. Она отметила, насколько все переплетено и взаимосвязано даже тогда, когда остаются еще какие-то незаполненные пространства и пустоты. Мир вообще состоял в основном из пустоты. Хотя так только казалось. На самом деле он был заполнен микроскопическими зачатками жизни. Но еще предстояло учесть множество мелких деталей. А если бы мир не был уже забит ими, разве осталось бы в нем место для Первой Временной? Кстати, слово «занятие» тогда означало совсем другое. Совсем даже не работу, а место, которое занимала каждая вещь. То, где она должна находиться. Поэтому для начала Первая Временная определила место для деревьев и песчаных берегов, а еще для всяких ископаемых и разных побегов. И все время задавалась вопросом о своем собственном месте и его нестабильности.

«Интересно, а я останусь? На постоянку?» — спросила она у богов, но те рассмеялись и пошли обедать.

А когда рабочий день закончился, боги удалились в свои божьи дома, и Первая Временная подумала: и что теперь делать? В офисе стоял аромат ночи. «Это пахнет инновациями», — объяснили боги. Тогда она нашла самый дальний уголок, куда не доносился этот аромат, и решила там пересидеть некоторое время.

Ну, то есть это был, конечно, не офис в современном его виде. Это была некая совокупность материи и антиматерии, с которой еще предстояло поработать.

Первая Временная активировала свой пластиковый пропуск с ключом от всех дверей и попыталась начать существовать.

Водная работа

В этом морском путешествии на судне без опознавательных знаков я заменяю какую-то девушку по имени Дарла. «Эге-гей!» — кричу я. И слышу, как мне отвечают такие же эгегейщики. Хрипатые, сопатые и осипшие. Ну да, ну да, понимаю. Как и любая новая команда, они, кажется, все с заскоком, но работают как подорванные. Смазывают маслом шестеренки своего миссионерства, укрепляют свой авторитет. На носу корабля нет фигуры русалки, на флаге — никакого логотипа.

— Пока нет, — говорит капитан пиратского судна, — но скоро будет. Мы рассматриваем варианты.

Мои новые товарищи все при оружии: кто с кинжалом, кто с пистолетом, у кого-то даже пушка есть. Это успокаивает. Потому что худшие офисы — это те, где никогда не знаешь, кто главный. Моя новая команда — бывшие интернет-пираты, которые переквалифицировались. Уберите всего несколько слогов из сложносоставного слова — и вот вам новое название.

— Если так посмотреть, то на самом деле существует всего несколько видов работы, — говорит капитан, который вообще любит проповедовать и рассуждать обо всех нюансах жизни. — Это работа на суше, работа на море, работа в небе, работа ума и удаленная работа.

— В смысле, работа из дома? — уточняю я.

— Нет, — отвечает он, — в смысле, работа для мертвецов. Наш пиратский жаргон.

— А, поняла! В смысле, как рундук Дэви Джонса?

— Да нет же, нет, — уже раздражается капитан, — в рундуке мы храним всякие канцтовары.

— Поняла. Простите.

— Да ладно, тебе еще много предстоит узнать, — говорит он и хлопает меня по спине. — Ты привыкнешь.

Как же это круто — увидеть мир! По большей части он состоит из воды, и, кажется, вода вообще — его суть. Мой самый праздный парень ежегодно совершает паломничество в Париж. Но бывал ли он хоть когда-нибудь в самой трепещущей сердцевине Атлантики? Трансатлантический перелет не считается. Зато у меня соль в носу и даже между пальцами ног. Я дождаться не могу, когда наконец отправлю ему открытку из моей новой, прекрасной, просоленной насквозь жизни. Она на самом деле такова, и все мои парни наверняка говорят о ней.

Жуткая морская болезнь скапливается где-то в недрах моей глотки. Я тщательно скрываю ее, чтобы никто не заподозрил обмана в моем резюме, и всегда держу под рукой ведро. Как только у меня начинает сводить живот слева, я поворачиваюсь к правому борту, а как только справа — несусь к левому. Таким образом я понимаю, где какая сторона на судне. Я стараюсь погасить нарастающие в животе волны тошноты. Я перевешиваюсь за борт и повисаю на нем. В таком положении меня обнаруживает первый помощник капитана.

— Я первый помощник капитана по работе с командой, — говорит он, взваливает меня на свои мощные плечи и тащит в какую-то каюту. Так меня давно никто не носил.

— Сиди здесь, — говорит он и усаживает меня на диван. — И не вставай, пока не будешь готова к работе.

В каюте пусто. Только на стене висит плакат, на котором нарисован кот на деревянном протезе, как у Джона Сильвера. «Пираты не мурчат» — гласит надпись.

— Ты как, в порядке? — спрашивает первый помощник.

Я киваю, правда, со стороны наверняка кажется, будто моя