Шрифт:
Закладка:
— Понял, — сказал медленно и поднялся. — Раз все в порядке, я пошёл. Завтра деньги занесу.
Подошёл к балконной двери, покосился через плечо, вышел и ловко перемахнул обратно, а я осторожно поднялась, прошла на цыпочках и быстро захлопнула балконную дверь, повернув ручку вниз. Сползла на пол и почему-то на четвереньках доползла до выключателя, вновь погрузившись в темноту.
— Странный парень, — буркнула едва слышно и села, прислонившись спиной к стене.
Спать больше не хотелось, но я упрямо легла в кровать и накрылась одеялом до самого подбородка. Провозилась с час, пытаясь избавиться от мыслей, смирилась с судьбой и вновь пошла в ее комнату перекладывать вещи. Альбом с фотографиями притягивал взгляд, я долго боролась с собой, но в конечном итоге сдалась и открыла его, устроившись на ее кровати. Листала страницу за страницей, тихо всхлипывала, размазывая слёзы по лицу, улыбалась, вспоминая радостные моменты, иногда морщилась, а под конец скривилась, все ещё помня адскую боль, когда мне набивали татуировку. На фотографии у меня красные от слез глаза и вымученная улыбка, а вот Инга, напротив, выглядела какой-то умиротворенной, как будто сделала то, что давно ее мучило. Я посмотрела на своё запястье, где красовался уже зажившийся ключ, провела по нему пальцем и в очередной раз поразилась деталировке. Странный, все-таки, выбор, но в этом была вся она: никогда не знаешь, что она сделает в следующую секунду.
Я замерла на этой мысли и поразилась другой — так уж ли хорошо я ее знаю? Что она делала, когда я была на работе? С кем виделась, о чем разговаривала? И не вляпалась ли она в какое-нибудь дерьмо, что привело в конечном итоге к ее гибели? Или это в самом деле было обычное ограбление? Да что у неё грабить? Стильные дамские часики или чаевые, что ей напихали в трусики? Мобильный? Кого этим сейчас удивишь… И кто пойдёт за такой мелочевкой в чужой район? А может, кто-то из наших обдолбался до такого состояния, что было уже без разницы, свой или чужой? Молодая женщина, лёгкая добыча. Я даже местных наркоманов могла назвать по фамилиям, с одним таким я училась одиннадцать лет в параллельном классе. Низенький, ужасно милый, он чем-то напоминал известного певца Губина, был приветливым и открытым, пока однажды не поддался на провокацию и не попробовал. Живет теперь в каком-то подвале, кажется, под ЖЭК-ом…
Мысль, однажды посетившая мою голову, уже никуда не денется, потому выход был лишь один: найти «Губина» и рассчитывать, что он в состоянии со мной поговорить. Было пять утра, но почему-то мне казалось, что для наркомана со стажем время суток роли не играет. Я оделась в привычную одежду, стянула волосы в хвост и накинула капюшон, выйдя на пустынную улицу. Возле аллеи притормозила: обычно на лавках сидят изрядно пьяные подростки, а играть с ними в «угадай, кто я» совершенно не хотелось, но стояла такая тишина, как будто все разом вымерли. Изредка слышался какой-то неясный шорох, который я списала на крысиную возню. Логичнее было бы предположить кошачью, но у нас и те и другие примерно одних габаритов, так что, в целом, не важно.
Дверь нужного подвала была распахнута настежь, я отважно спустилась по полуразрушенным ступенькам, стараясь не наступать на шприцы и пустые бутылки, осторожно отодвигая их кроссовком. Появилось ощущение, что тут можно чем-нибудь заразиться прямо через воздух, стало довольно неприятно, но я продолжила путь и едва не наступила на чью-то руку. Слабо ойкнула, закрыла рот рукой и включила фонарик на телефоне, осторожно продвигаясь дальше.
Свет выхватывал какие-то старые тряпки, валяющиеся на полу, присыпанного песком, бутылки, мусор, каталку из продуктового, в углу валялся старый полосатый матрас, на котором лежала женщина, раскинув руки и сладко посапывая, но кроме неё и обладателя руки у входа больше никого не было. Идти дальше было откровенно страшно, в доме четыре подъезда и даже если подвал поделён на зоны, протяженность его была приличная. Я развернулась, чтобы пойти к выходу, но взгляд вновь упёрся в женщину, которая от посапывания перешла на храп. Она что-то пробормотала и подтянула к груди небольшую дамскую сумочку, которую я сразу узнала. Быстро подошла и выхватила ее из цепких рук, рассматривая в свете фонарика. Сомнений не было — это сумочка Инги, мы выбирали ее вместе.
Женщина вдруг распахнула глаза и заорала дурниной:
— Грабят!
Возле двери послышалась возня, из соседнего помещения прибежало двое мужчин, через минуту подоспел ещё один, которого я не сразу заметила за остальными, меня окружили, а женщина выпалила:
— Эта стерва украла мою сумку!
— А у кого ее украла ты? — огрызнулась в ответ, посветив ей прямо в лицо.
— Отдай, — приказал нетвердым голосом один из подоспевших, а я ответила упрямо:
— Ни за что.
— Нинель, ты, что ли? — вышел вперёд низкорослый парень, а я обрадовалась:
— Я, Сереж, я.
— Верни сумку, Нинель, — сказал, прикрывая лицо от света.
— Это сумочка Инги, — ответила тихо и двоих за его спиной как ветром сдуло, а тот, что полз от входа, уронил голову в песок и притих. Я развернулась к женщине, успевшей накрыться с головой ветхим пледом, рывком стянула его и спросила: — Откуда она у тебя?
— От верблюда, — ответила язвительно. — Вали отсюда, чистюля.
— Я вернусь с Генкой Усмановым, — пригрозила, а она нахмурилась:
— И чего?
— А того, — развела я руками, на мгновенье осветив остальное помещение.
— Я ее не трогала, — поморщилась женщина, — и сумка ей уже была не нужна. А мне нужна, отдай.
Я открыла ее, удостоверилась, что она пуста, и швырнула женщине.
— Нинель, зачем пришла? — спросил Сергей. — Мы Ингу не трогали.
— Что-то я уже не уверена, — пробубнила, а он поморщился и потёр худое, заросшее жидкой бородёнкой лицо, а потом повторил устало:
— Не трогали. Нечего тебе тут делать, уходи, пока всех не разбудила.
Он зябко поежился, хотя в подвале было душно и жарко из-за пролегающих труб, а я только обратила внимание на его руки, трясущиеся мелкой дрожью.
— Пусть расскажет и я уйду.
— Расскажи и она уйдёт, — повторил, а женщина проворчала:
— Иду, она лежит. Мертвая. Я сумку взяла и ушла.
— А остальное? —
