поставленный на особую сторожевую программу флаер — калечить, но не убивать — и был занят промыванием ее полученных по дороге ожогов, она не затыкалась. Слова лились из нее сплошным мать ее потоком. В жопу точки — там не было даже запятых или хотя бы секунды на перевод дыхания.

Еще до того, как мы взлетели я уже знал куда она летела и зачем, с кем планировала встретиться, кого и каким способом пыталась убедить и с какой глобальной целью. Досказав, она наконец-то ненадолго замолчала, а я зашел в долгом приступе хохота, в то время как машина на автопилоте стремительно набирала высоту. На ее уязвленный яростный взгляд я внимания не обращал. К тому же ей было трудно выглядеть злой при ее то ангельской внешности и с огромным пакетом вишневого компота в дрожащих грязных руках. Я перестал смеяться, когда компьютерные системы флаера холодно оповестили, что к нам приближаются две неопознанные машины на недоступных для гражданских средств передвижения скоростях. Это побудило меня взяться за руль и отнестись к словам Окси с куда большей серьезностью. За мной никто не должен был явиться — во всяком случае так рано — а вот падение ее машины над полными отморозками дикими пустошами выглядело странно хотя бы потому, что такие машины вообще не должны были падать как брошенный камень.

В ту ночь я сбил обоих преследователей, а затем ушел в облака, связался со знакомым капитаном частного старого стратосферного дирижабля и следующие три недели мы провели у него на борту. Там я и познакомился с Окси поближе — как с ее шикарным телом, так и с ее бредовыми идеями. Попутно я собирал данные, бросая людей расследовать и тянуть за ниточки, вскоре выйдя на организаторов покушения и удивившись тому, как высоко они сидели.

Самой Окси я ничего рассказывать не стал. Просто как-то ночью, после приятного вечера и двухчасового ленивого сексуального забега, когда она растеклась по мокрым от пота простыням и затихла, я неслышно поднялся, снарядился и ненадолго покинул борт приютившего нас дирижабля. На следующее утро электронные таблоиды пестрели новостями о почти одновременной гибели трех человек из верхушки одной довольно важной строительной корпорации. После этого корпорация получила куда более хреновое управление, быстро пошла ко дну, но ее перехватил в падении и поглотил Атолл.

А Окси…

Я помог ей. Помог ей во всем. Потратил вообще все свои уже немалые к тому моменту средства, причем платя за все в два, а то и в три раза дешевле запрошенной цены. Я умел уговаривать. Когда мои деньги кончились, я начал выбивать из банд и мелких картелей, со своим отрядом мотаясь на транспортнике по умирающей планете.

Где-то через год мы расстались. Все было мирно — просто мы исчерпали то немногое личное, что могли дать друг другу. У каждого из нас были куда более важные цели и на этом пути не должно было быть никаких помех.

И когда мы виднелись последний раз, я пообещал ей, что всегда помогу — пусть только позовет. Она кивнула, принимая мое обещание с той очаровательностью, какой обладают только умные красивые женщины. И в свою очередь она тоже кое-что пообещала. Причем ее обещание было куда серьезней — Окси обещала помочь даже в том случае, если ее самой уже не будет в живых. Неважно когда. Надо просто явиться к границам ее земель и произнести одну короткую фразу-пароль — любому из ответственных. И мне обязательно помогут.

Что ж… я никогда не думал, что этот момент настанет. Но спустя сотни лет вот он я — полуголый израненный беглец оборванец бодрым хромым аллюром двигаюсь к месту, что в те времена было известно как Земля Окси.

Да…

Как-то так…

Знал ли кто-то из моего отряда там на Формозе о моей конечной цели?

Нет. Не знал. Они были в курсе некоей долгой моей вылазки в режиме соло. Но более того.

Почему?

Причина первая — любую информацию можно выудить из головы даже самого стойкого солдата. Все мы когда-нибудь и на чем-нибудь сломаемся и расскажем все без утайки. Поэтому лучше не знать лишнего.

Причина вторая — там же в большом и пустом театральном зале Хрустального Факела, наблюдая за патрулирующими и сражающимися группами из моего отряда, я вдруг понял, будто мне кто-то это прошептал на ухо, что как минимум один из моих приближенных является засланным. Это поняла какая-то часть моего старого разума. Но большего подсознание не сообщило, выдав лишь стойкое подозрение. Возможно я заметил какие-то детали или собрал в кучу какие-то внешне обычные вопросы из числа задаваемых мне. А может это были какие-то лишние секунды у кого-то из них в медблоке или кто-то на пару минут дольше обычного задержался на зачищаемом этаже… А может я просто вконец ошизевший параноик, готовый уже бросаться на своих. Не знаю… Даже не уверен в количестве — злобное гоблинское подсознание шепчет, что не может доверять как минимум двоим, хотя и не собирается называть имен…

Ладно… ладно…

— Ладно — пробормотал я, опускаясь на колено и подбирая еще один крупный кокосовый орех — Пока главное не сдохнуть, гоблин. А там дальше разберемся…

Глава 2

Источник маняще вкусного запаха я отыскал быстро.

Хотя их и искать не надо было — пятерка грязнуль устроила пикник у обочины прорубленной сквозь заросли дороги. Расположились они с полным удобством, а судя по окружающему их пространству, в этом месте они останавливались часто. И растительность тут вырубали тоже часто, не давай ей подняться слишком высоко и перекрыть видимость. В центре высвобожденной зоны стояла пара крепких навесов, крытых побуревшими длинными листьями. Между навесами дымил костерок, на подвешенной к вбитой жерди веревке покачивалась выпотрошенная свинка. Трое отдыхали на низких широких нарах, еще двое сидели у костра и были вооружены. Винтовка и дробовик висят на ремнях за спиной, болтаясь у самых поясниц. В песок воткнуты мачете, еще несущие на лезвиях зеленый сок. Чуть в стороне, но не слишком далеко, над большими охапками травы медитируют два осла. Рядом с ними странноватая двухколесная повозка с колесами высотой в мой рост. Разумно — такие колеса пройдут через любую грязь и не завязнут. Хотя вряд ли это транспортное средство можно назвать скоростным… На повозке навалены различные по размеру мешки, перехваченные у горловин веревкой. Несколько небольших мешков то и дело шевелится, под грубой тканью что-то будто перекатывается в попытке