— А я твоему отцу подмогну, — блеснув припухшими глазами, вмешался Валентин. — Что ты в самом деле, Марточка, кипятишься понапрасну? Мы ведь без тебя соскучились. Иди-ка сюда, обними дядюшку…

Марта вспыхнула, дернула плечом и направилась в ванную. Лицо ее по-прежнему сохраняло хмурое и упрямое выражение. Валентин, ухмыльнувшись, скрылся в своей комнате, а Сергей, глядя на расстроенную в пух и прах жену, проговорил:

— Не воспринимай это так болезненно. Ребенок вырос. Я думаю, самое разумное — пойти ей навстречу.

— А я не понимаю, зачем ей запираться. Тем более от нас. — Александра оттолкнула его протянутую руку, прошагала на кухню, взяла сигарету и села. — Мы и так не входим к ней без стука… И вот что я тебе скажу: Марта очень изменилась в последнее время. Я, конечно, виню себя за то, что не уделяю ей внимания… Но и на меня нельзя давить. Никому не позволено так со мной разговаривать, Сережа, даже четырнадцатилетней соплячке.

— Четырнадцать ей исполнится только через три месяца. — Жена понемногу остывала, и он уже надеялся, что все обойдется. — Марта нормальная девочка…

Однако не обошлось.

Когда они вчетвером сидели в кухне за завтраком, Федоров виновато сообщил, что замок, о котором он говорил, так и не нашелся. Завтра же он купит новый и врежет его.

На это Марта заявила, что немедленно отправляется к деду с бабушкой на пару дней. В среду она сговорилась встретиться с двоюродным братом, он заедет за ней, а к вечеру доставит домой.

Александра с шумом поднялась из-за стола, швырнула на пол салфетку и, не проронив ни слова, начала складывать грязную посуду в мойку. Федоров негромко, уже слегка сердясь на дочь, проговорил:

— Я поеду с тобой, Марта. Собери вещи, которые возьмешь с собой. По дороге заедем в супермаркет, кое-что купим. Ты в курсе, что у меня со вчерашнего дня отпуск? Завтра же будет тебе замок. У тебя на все полчаса — электричка в одиннадцать тридцать…

Марта поднялась, буркнула: «Спасибо, мамочка!» и, не дождавшись ответа, ушла к себе, проигнорировав вопрос Валентина:

— А что, Родион в среду будет в городе?

Когда Федоров с дочерью наконец-то отбыли, Валентин Смагин позвал сестру.

Александра погасила только что прикуренную сигарету, бросила ее в тяжелую пепельницу из цветного стекла и направилась в комнату брата.

— Чего тебе, Валик?

— Нужно поговорить, Александра. Давай, входи и располагайся.

От его поведения в прихожей и за завтраком, когда он к месту и не к месту отпускал шуточки и даже рассказал бородатый анекдот о нетрезвом слесаре, установившем неотпираемый замок, не осталось и следа. Брат был мрачен и сосредоточен.

Ее всегда поражала почти стерильная чистота небольшой комнаты Валентина, его аккуратность и точность в расстановке необходимых предметов. Ничего лишнего, ни следа пыли, даже при постоянно распахнутом окне. Когда он успевает все так тщательно прибрать? — удивлялась Александра. — И это при бесконечных поездках, постоянной усталости и неважном здоровье… Свежий воздух — это понятно: младший с ранних лет страдал редкой формой аллергии, отчего и не пошел по стопам отца и старшего брата. Был болезненно чувствителен к запахам косметики, к пыли и шерсти животных, избегал шерстяной одежды, хотя с возрастом стал чувствовать себя несколько лучше — она сама настояла, чтобы Валентин посещал аллерголога и выполнял все предписания.

Александра поначалу даже избегала курить при брате, пока тот со смешком не заметил, что в своем вагоне ему приходится терпеть и не такое. На вопрос, почему он не сменит работу, последовал ответ: «Да я привык как-то. Не скучно, и денежки капают. В моем возрасте менять профессию сложно…»

— Чего тебе? — повторила Александра, опускаясь на край широкого раскладного кресла. — Ты когда собираешься, сегодня?

— Да. После обеда. — Валентин уселся верхом на единственный стул. Позади него мутно светился экран включенного компьютера. — Хочу потолковать с тобой о Марте и Родионе. Ты ничего не замечаешь, Саша?

— Ты что имеешь в виду? — насторожилась она. — Племянник у нас бывает нечасто, сам знаешь — Савелий отпускает его неохотно. Да и наблюдать мне за ними некогда…

— Ребята что-то слишком часто встречаются.

— С чего ты взял?

— Ну, — он усмехнулся. — Есть такое мнение, скажем так…

— И что с того? Родион — хороший парень, не в отца. Он к нам привязался. Внимательный, неглупый. Сергей к нему прекрасно относится.

— А твоему племяннику известно, что Марта ему не родня? Что никакая она ему не двоюродная?

— При чем тут это? Савелию я действительно писала — примерно тогда, когда ты от него уехал. А сообщил ли он жене и сыну — мне до этого дела нет.

— А ведь если парень в курсе, он может и с Мартой поделиться. Если еще не поделился. Вот тебе и причина ее выбрыков. Подростки такие новости воспринимают болезненно. Кое для кого это, может, похуже, чем расти без матери и отца…

— Ты себя, что ли, имеешь в виду? — перебила Александра брата. — Так ты и не был сиротой. Мы всегда были вместе, до тех пор, пока…

— Не обо мне речь, — отмахнулся Валентин. — Ты разве не замечала, сестричка, как эти детки смотрят друг на друга? Подарочки, звоночки, то-се… Стрелки после школы…

— Что ты навыдумывал, Валентин!

— Ну, смотри, Александра, я тебя предупредил. Ты ее все еще за детский сад держишь. Ох, и удивит она тебя однажды… Охнуть не успеешь, как внуками обзаведешься. — Он сухо хохотнул. — До чего ж вы, бабы, слепые. Сплошной туман в голове. У Марты характер, а тут еще и возраст тот самый, способствующий…

— Чепуху городишь. — Александра поморщилась, наклоняясь вперед, чтобы встать. — Все это фантазии. Если б Марта знала, что мы ее удочерили, то первым делом спросила бы у меня или Сергея. Чего у нее не отнимешь, так это прямоты. Ни о чем подобном она даже не догадывается, и Родион, я уверена, ничего не знает. А отношения у них вполне родственные… Выброси из головы… Пойду займусь обедом.

— Родственные? — пробормотал Валентин и, помедлив, спросил в спину сестры — та уже стояла в дверях: — А если я скажу девочке правду, как ты к этому отнесешься? Разлюбишь меня? Выставишь из дому?

Александра круто обернулась.

— Не шути так, Валя, — неторопливо проговорила она. — Только я имею право все рассказать Марте. Я одна, заруби на носу. Ты мне жизнью обязан, и никогда не посмеешь так меня огорчить. Мы с тобой одно, и ближе тебя