Нашивки у воинов на рукавах изображали оскаленного гончего пса, стоящего на задних лапах – талботхаунда, эмблему сэра Джона Талбота, нового королевского наместника Ирландии. Талбот по велению Генриха V подавил котантенский мятеж; говорили, что теперь женщины вАнжу пугают детей Жаном Тальбо. Генрих V умер, да здравствует Генрих VI, и советники трехлетнего короля надеялись, что Гончий Пес войны точно так же усмирит ирландцев.

Четверо воинов держали за цепи нечто, припавшее к земле, черное и бесформенное. Хивел думал, это пес, тот самый талботхаунд, или какой-то диковинный ирландский зверь, но тут существо выставило бледную лапу, расправило длинные пальцы, и стало ясно: это человек на четвереньках, в изодранной одежде и черном плаще.

От худых рук на земле осталась кровь. На запястьях и щиколотках у человека были кандалы с каким-то изображением, от них тянулись цепи. Голова повернулась, черный капюшон упал, иХивел увидел железный ошейник – тоже с гравировкой, всклокоченную бороду и ноздрю с запекшейся вокруг кровью.

Он смотрел в черный глаз, остекленевший то ли от безумия, то ли от лихорадки. Глаз не мигал. Потресканные губы шевельнулись.

–Не сметь!– заорал воин и дернул за цепь, так что скованный упал плашмя.

Другой воин с размаху ткнул его древком алебарды; раздался тихий стон.

Первый воин нагнулся и тряхнул цепь.

–Закон позволяет нам отрезать тебе язык, если начнешь бормотать свои заклинания!

Хивелу подумалось, что воин говорит в точности как Дафиддова жена Нэнси, когда та укоряет курицу, не желающую нестись. Лежащий не шевелился.

–Эль! Где эль?– закричали другие воины, отворачиваясь от пленника.

За спиной уХивела появился Дафидд с подносом кружек, увенчанных бурой пеной. От горячего эля поднимался пар.

–Вот, Хивел. ИОгмий дай нам нужные слова.

Хивел понес эль во двор. Раздались громкие возгласы. Хивел понял, что приветствуют его, и на мгновение вновь стал цезарем. В следующий миг воины расхватали кружки.

–Давай сюда, малый.

–Клянусь Юпитером, добрый эль!

–Разрази тебя Юпитер, это не английское пиво.– Говорящий наморщил нос.– Но все равно недурно.

Хивел почти не слушал. Он вновь смотрел на скованного. Тот не шевелился, только хрипло дышал. Ветер отогнул полу плаща, обнажив рукав рубахи. Ткань была расшита сложным узором – не кельтским, но схожим, переплетенным.

И «Белый олень» был бойким постоялым двором; Хивел дважды видел шелк, на женах лордов.

–Позаботься о нашем псе, малый,– сказал тот воин, который морщил нос. Тон у него был дружелюбный.– Он восточный колдун, византиец. Из самого Города, говорят.

Из Константинова града.

–Чем… чем он провинился?

–Колдовством, чем же еще. Колдовал для ирландских бунтовщиков против короля Гарри, мир его праху. Пять лет прятался в ирландских холмах, ворожил и наводил порчу. Но мы его поймали. Лорд Джек его поймал, так что теперь он пес Талбота.

–Том,– одернул десятский, и воин на миг замер. Потом вновь подмигнул Хивелу и бросил ему пустую кружку.

–Вот смотри, малый,– сказал Том. Он нагнулся, схватил железное кольцо на руке пленника и потянул, словно того и нет.– Видишь, на железе змея вырезана? Это друидская змея, она связывает колдунов. Старый ирландский Патрик изгнал с острова всех змей ради своей колдовской братии. Но мы привезли змей с собой. Кожаных и железных.

Том отпустил кольцо, и рука пленника упала с глухим звоном, но сам пленник не издал ни звука. Хивел смотрел как зачарованный.

–Хозяин!– позвал десятский.

Дафидд подошел, вытирая руки о фартук.

–Да, центурион?

Десятский не стал его поправлять.

–У вас тут есть кузнец? Мятежник не особо опасен, но уползет, только дай волю. Надо его к чему-нибудь приковать.

–Так вы тут надолго?

–Мы не спешим. Пленника нужно отвезти вЙорк на казнь.

–Ирландское море глубокое,– заметил один из воинов.

–Не такое глубокое, чтобы поглотить его проклятие,– отрезал десятский.– Пусть его свой брат-колдун убьет.– Он повернулся кДафидду:– Насчет ребят не бойся, они хорошие и слушаются меня.– Последнее слово он произнес с легким нажимом.– И до смерти устали приглядывать за этим бунтовщиком.

–Хивел,– сказал хозяин,– беги кШону Мауру, пусть идет сюда с молотом и клещами.

Молодой звонкоголосый воин крикнул вдогонку Хивелу:

–И скажи, тут ему не лошадь ковать! А цепи!

Хивел припустил бегом, боясь обернуться. За голосами воинов иДафидда, за собственным дыханием он различал настойчивый шепот, словно биение крови в ушах, когда все тихо. Он слышал его без остановки с тех самых пор, как губы колдуна беззвучно шевельнулись.

«Ты, способный меня услышать, иди за мной. Иди на мой голос».

И покуда Хивел бежал в сгущающихся сумерках, ему чудилось, будто за ним тянутся руки, хватают за плечи, за горло, силятся утащить назад.

Нэнси тронула за ошейник пса, вращавшего вертел, колесо остановилось, иНэнси отрезала кусок от жарящегося бараньего окорока. Пес снова заходил в колесе. Нэнси положила мясо на деревянную тарелку, добавила вареного зерна и кусок мягкого черного хлеба.

–За мясо для него воины не заплатили,– заметил кухонный мальчишка Дай.

–Мне можешь не рассказывать, за что они не заплатили,– ответила Нэнси, накрывая тарелку салфеткой.– Надеюсь, зубы у него есть, а то нож я приложить не смею. Вот, Дай, беги, пока не остыло.

–Зачем они его бьют, если он колдовать не может?

–Вот уж не знаю, Дай,– грустно ответила Нэнси.– Ну, беги.

–Я отнесу ему еду,– сказал Хивел из дверей.

Дай открыл рот, потом закрыл. Нэнси отвернулась.

–Я ему воды набрал,– добавил Хивел.– И я его не боюсь. А ты ведь боишься, Дай?

Дай стиснул пухлые кулаки. Он был на год старше Хивела и тоже сирота. Бездетные Дафидд иНэнси взяли их вместе и пытались воспитать как братьев. Хивел уже не мог вспомнить, каково это, иметь братьев, даже когда старался.

–Ie, боюсь немного. Корми его ты,– сказал Дай и протянул Хивелу тарелку. Тот кивнул. Хивел не то чтобы ненавидел Дая, скорее любил. Но они не братья.

За порогом кухни он взял фонарь и котелок с элем, которые оставил у двери, и пошел в сарай. Внутрь проникал косой сноп лунного света. Колдун сидел, прислонившись к столбу, белый и черный в лунном сиянии. Голова была чуть повернута. Хивел замер. Ему предстало лицо черепа, в глазницах что-то тускло поблескивало.

Хивел повесил фонарь на крюк и открыл ставни; колдун поморщился и отвернулся.

Это все, что он мог – повернуть шею. Цепь, отходящая от ошейника, дважды обвивала туловище и столб, цепи от ножных кандалов закрепили на колесах старой телеги. Хивел встретил Шона Маура, когда тот возвращался домой, и теперь понимал, отчего кузнец глянул на него с такой злобой.