— Это было нечестно! — зло кричит Пупер. — Ты напал неожиданно!

Правильная стратегия — позволить сохранить лицо, перевести конфликт в сотрудничество, дать остаться… Как там он это назвал? «Премом», да. Раз он тут рулит, то не совсем дурак, обладает некими организационными навыками и уж точно всяко лучше меня разбирается в обстановке.

Сейчас я скажу что-нибудь примирительное вроде: «Вот так вышло, дро, не парься. Никто не побеждает всегда». Как бы признаю, что в честном бою ещё неизвестно кто кого. Дам возможность спустить на тормозах, поддержу авторитет. Глядишь, и подружимся. Встану за его плечом серым кардиналом, поставлю между собой и остальными, буду аккуратно манипулировать — это несложно, если знаешь, куда давить. А я знаю. Пуперу тоже нет смысла лезть в залупу, ему почти семнадцать, то есть вот-вот местное совершеннолетие. Пацану, по-хорошему, уже не до этой гоп-компании, ему надо киберконтракт получше выбирать.

И я уже открыл рот, чтобы сказать правильные слова, но яйца сделали «бздынь» и успели раньше.

— Ах, да, я же должен был заявку подать! «Прошу разрешить мне отмудохать Пупера. Имя, подпись». В трёх экземплярах, — бросил я тоном настолько ехидным и презрительным, что выбора у здешнего према не осталось.

Это его «нечестно» — полнейший детский сад, факт. Но дело не в этом. Дело в девочке, которая вышла на шум вместе с остальными.

Полуазиатский метисированый тип лица. В Японии таких называют «хафу». До сих пор не встречал здесь людей азиатской внешности. Темнокожих и мулатов тоже. Не зная истории этого мира, не могу сказать, как так вышло. Впрочем, увидев девочку, я задумался отнюдь не об истории или генетике. Я вообще ни о чём не задумался. Просто внутри что-то ёкнуло. И это даже не яйца, это хуже. Она не красотка, просто в ней что-то есть. Что-то такое, от чего мой взрослый циничный мозг безнадёжно упустил руль.

— Ах ты, сраный вершок! — Пупера аж трясёт. — Пошли во двор! Я изуродую тебя так, что на контракт возьмут только мусорщиком!

Раз уж я просрал возможность разрулить ситуацию без конфликта, то дуэли устраивать глупо. Надо врезать ему прямо сейчас, когда он не ожидает, задействовать остатки таланта и вырубить с одного удара. Я не обязан играть в детские игры и соблюдать дворовые ритуалы. Но…

— Утибоземой, какие мы страшные! — ответил я вместо этого. — Не обкакайся от натуги, а то штанов не напасёшься.

На нас с интересом смотрят раскосые глаза удивительной девочки, и я не могу ответить иначе.

***

С тех пор, как мне снова не надо бриться, я как бы раздвоен внутри. Взрослый я и я-подросток периодически настолько не совпадают в мотивациях, что смотрят друг на друга с недоумением: «Ты что, с ума сошёл, пацан? — Отвали, дедуля, меня прёт!»

Меня-пацана пёрло.

— Она прямо как из аниме, да? — проницательно спрашивает Нагма, пока мы спускаемся во двор.

Лестница изрисована граффити, на площадках валяются мешки с мусором, судя по запаху, кто-то на них ещё и нассал. Но я ничего не замечаю, я кошу глазом — спускается ли за нами та девочка.

— Кто «она»? — краснею я.

— Такое интересное лицо. Необычное, да? — отвечает Нагма.

— Просто ты мало видела азиаток.

— Ага, — засмеялась моя названая сестричка, — так ты понял, о ком я, братец Док! Не крути головой, она идёт сзади.

— Да я…

Но Нагма меня уже не слушает, она отстала. Наверное, подбирается к той девочке, чтобы со всей детской непосредственностью что-нибудь ляпнуть. Типа «Привет, я Нагма, мой брат на тебя залип». С неё станется.

Квадратный двор-колодец, как в нашем Питере. Засран так, как у нас было разве что в девяностых. Вообще муниципальные службы худо-бедно работают даже на низах, город не тонет в говне, но ребятки перекрыли проезд для мусорщиков, а сами убирать не торопятся. У тех же алгоритм простой: не вижу ― не убираю. Мусорщик — самый паршивый вариант аренды. Муниципалы набирают тех, кто больше ни на что не годен — слабых, больных, калек, тупых и вообще убогих. Дешёвый контракт, тяжёлая вредная работа, импланты разряда «чего не жалко». Отпашет арендник лет десять, выключится — а на счету чуть больше чем ничего и здоровье ни к чёрту. В мусоре какой только ядовитой дряни не попадается…

Такую судьбу мне прочил Пупер, обещая изуродовать. Но меня прёт, я думаю яйцами, и, выйдя во двор, смотрю не столько на према, сколько на дверь — жду, когда выйдет та девочка.

Поэтому по морде мне прилетает внезапно и жёстко.

Пупер не дурак и пренебрегает обрядом ритуальной перебранки — обмена оскорблениями и угрозами, которой должен, по пацанячим понятиям, предварять любую драку. Бац — и в рыло. Мне.

Он крупнее и сильнее, удар хороший, аж в башке зазвенело и звёздочки замерцали. Если бы он хоть чуть-чуть умел драться, вырубил бы как нефиг делать. Но в этом мире нет системной рукопашки — ни бокса, ни единоборств. Не сложилось. Думаю, это из-за киберов. Никакой боксёр им не противник, и смысл?

Я тоже не рукопашник, но последние двадцать лет провёл на войне. Не в штурмовом подразделении, но ведь у контрактников все немножко универсалы, потому что никто не отзовёт потрёпанный отряд на переформирование, никто не пришлёт подкрепление, никакая кавалерия не прискачет. Каждый должен уметь заменить каждого.

Лоб у меня рассажен, левый глаз заливает кровь, но и Пупер болезненно морщится, сбив костяшку. Глупо лупить противника по лбу, лоб — крепкая штука, а что кровь с него льёт обильно — так вся не вытечет. Я-взрослый спокоен, зная, что рана не опасная, я-подросток не столько напуган, сколько в ярости.

Второй удар уходит в воздух, и я понимаю, что Пупер сильный, но медленный. Я быстрее и знаю, как и куда бить. Неловкая попытка ударить ногой в промежность — делаю полшага в сторону и даю встречный в нос. Пусть тоже кровью похлюпает.

От боли Пупер на секунду застывает, выпучив глаза, и я успеваю дать ему ещё и в ухо с левой. Не очень сильно, но оглушительно. Парень здоровый, сил вырубить в один удар без использования таланта у меня не