Пришла она на взгорок, где костёр палить собирались, а подойти боится. Краешком обошла, цветочки на лугу собрала, венок сплела. На голову веночек надела, песенку завела негромко о милом дружке. После к реке подошла, венок на воду опустила да и молвит:

— Я веночек носила, в нём любви моей сила, пусть укажет милого — ни святого, ни злого, а для меня дорогого! Он защитником станет, никогда не обманет, душу лаской согреет! Пусть придёт поскорее!

Сказала так и за веночком по бережку идёт, посматривает. А веночек вдруг закрутило течением да в камыши кинуло. Обидно Дарьюшке. Не видать ей судьбы ладной. Глядь: из камышей птица взметнулась, на дерево села, смотрит на девушку. «Да это же кукушка!» — опешила нянька. А та в ответ:

— Ку-ку!

За спиной засмеялись:

— Свезло тебе, Кукушкина дочь! Вместо парня матушку нашла!

Слёзы у Даши так и брызнули, ринулась она в лес, не разбирая дороги. А над головой птица летит и кричит без устали ненавистное «ку-ку». Пала девица на траву и горько плачет. Тут её по плечу нежно погладили. Вскинулась Дарья:

— Кто здесь?

Глядь, а то женщина. Платье на ней зелёное с белыми разводами, блестит, ровно гладь речная. Убор головной в жемчужинах крупных, туфельки мягкие на ногах, и смотрит ласково.

— Не бойся меня, — говорит она, — я тебе зла не сделаю! А то и помогу, коли захочешь.

— Как звать-величать? — шепчет Даша.

— По-разному люди кликают, — улыбнулась в ответ красавица, — защита я сиротам да брошенным детям. Вот кукушкой летаю, выглядаю тех, кто нуждается в любви да ласке.

Скумекала тогда Даша, кто перед нею стоит. Спужалась[37] малость, не без того, но не молчит, разговор держит:

— Спасибо, Матушка, на добром слове! — поклонилась ей до земли. — Хотелось бы мне найти парня, чтоб стал мне любимым и защитником. Помоги, сделай милость!

— Ладно! Так тому и быть! Иди к костру, не бойся, смело прыгай. Там и найдёшь своё счастье.

С тем и пропала начисто. А Дашутка поднялась и пошла на взгорок. Костёр высокий горит, вокруг парни с девушками ходят, песни поют. Потом разбежались по сторонам и стали скакать через огонь. Кто парой, а кто в однова[38]. Дарья тоже не сробела, прыгнула. Смотрит, а навстречь ей парень летит в прыжке и нельзя увернуться никак. Замерла душа у неё от страха. А паренёк руки к ней тянет. Даша и ухватилась за них! Как только встретились их пальцы, тут же они превратились в птиц и взметнулись высоко в небо.

— Лебеди! — так все и ахнули вокруг.

Пара покружилась над костром и пропала из виду. Трифону с Дорофеей, знамо дело, всё обсказали до тонкостей. Те и вовсе обомлели. За детьми посланница Матушки пригляд вела! А они вон с ней как обошлись… Не вышло бы худа! Стали думать, как найти Матушку, а она возьми да и покажись. Отворились ворота настежь, идёт к ним красавица, трава под ней не колышется, а поверху пара лебедей кружится. Оробели хозяева избы, на колени пали. Принахмурилась Лада, молвит попросту:

— Что коленки-то бить попусту, былого не вернуть! Сироту в дом взяли, за то вам хвала. Токмо в сердце своё вы её не впустили, за приблуду[39] держали. А разве такой завет дан был? Чего спужались? Обиды от меня не будет, сами себя наказали — вместо любови тяготу взрастили, эту лямку вам и тянуть.

Повернулась и со двора вышла, кукушкой вспорхнула в небо.

Дарья получила то, что загадывала — преданного и любящего супруга. Лебеди-то, сами ведаете, до чего верны друг дружке. Пару находят на всю жизнь! Видали люди после этих лебедей. У лебёдушки на шее полоска виднелась, ровно бусы у девушки. А ещё сказывали, что кончики крыльев у птиц были чёрными. Видать, опалил костёр любви, когда соединились пальцы их рук.

Людям Матушка цветок оставила — кукушкины слёзы, напоминание о сиротской доле. На цветок тот глянешь, и душа заходится, до чего хорош! Помнить надобно токмо, что, когда мать разлучается с детьми, сама сиротой становится на всю оставшуюся жизнь.

Зыбка для дочери

Старики сказывали, что в старину сама Лада посылала людям в подмогу своих сподручных. Сейчас поведаю, а вы сами судите — правда это или нет.

У Терентия хозяйство крепкое было, но имелась у мужика чудинка одна — любил пробовать что-то диковинное. Поехал на ярманку как-то и прикупил двух курей. Сказывали, что те на особинку были, пёстренькие, и бормотали не обычное «ко-ко», а будто одна вопрошала: «Кто-кто?», а другая — «Как так?» Петуха они не признавали, за вожака держали Терентия и повсюду за ним бродили по двору, а потом и за ворота увязывались. Народ над мужиком похохатывал, тот отмалчивался, а куры бежали рядом и возмущались: «Кто-кто? Как так?»

Надо сказать, в избе уж трое мальчонок топали, когда супруга Елена по весне подарила Терентию дочку. Катериной нарекли. Куры заволновались и малость иначе закудахтали. Одна вопрошала: «Кто-кто?», а вторая отвечала: «Ка-тя!» Зыбка[40] в избе, знамо дело, имелась, но Терентий загодя, по осени, задумал другую изладить. В лес наладился, присмотреть деревце, а куры тут как тут, следом тащатся. Он и шикал на них, и прикрикивал, а всё одно, подружки не отстают. Плюнул мужик: «Ну и шут с вами! Пропадёте ни за что, я не ответчик!» Те, довольные, рядышком подпрыгивают.

В лес пришли, Терентий присмотрел ствол и взялся рубить. Куры в траве шебаршатся, увлеклись. Спустя-погодя чует мужик, что стало тихо, птицы замолчали, ветер пропал, и даже букашки замолкли. Голову поднял, а над ним туча чёрная раскрылилась. Мать честна, как не углядел? Вот-вот ливень припустит! И спрятаться негде. Тут куры взлетели на куст и ну верещать: «Кто-кто? Как так?» Крыльями хлопают, головками качают вверх-вниз. Мужик от их мельтешения ошалел, а туча, не пролившись, в сторону ушла. «Ух ты! — скумекал Терентий. — А ведь куры-то не просты! Ох, не просты!» Ну, ладно, приволок он заготовку на двор, топориком поработал да другим инструментом, обсушил изделие, потом зачистил, отполировал, рисуночек сделал. Да не простой! Цветочки, знамо дело, да ягодки, но с одной и второй стороны курочки стоят с распахнутыми крыльями, охраняют, стало быть, ото всяких бед.

— Посмотрите, — посмеивается Терентий, подзывает кур, — как высоко вы взлетели.