Она схватила оружие и направила на него.

Он ударил её по руке ножнами, с силой, ведьма коротко вякнула, а пистолет полетел в грязь. Ледо повернулась и бросилась к дому. Он настиг её в сенях, перетянув ножнами по спине; она развернулась, опрокинув масляный светильник, и, схватив тяжёлый дощатый табурет, вытолкнула капитана из тесного пространства обратно на двор.

Бастиан ударил ногой прямо в её импровизированный щит, и она спиной вперёд полетела в угол двора, где, не мешкая, схватила с пня тяжёлый молот. Она взмахнула им, как наступающий рыцарь, молот с низким грозным гулом и шорохом прошёл вдоль груди Бастиана и маятником вернулся. Она орудовала им так, словно он ничего не весил. Капитан шарахнулся в сторону, и стрега снесла поленницу дров. От следующего удара ему пришлось прикрыться рукой, молот зацепил плечо. Стрегоньер полетел на землю, перекатился, перехватил рукоять молота и чуть отвёл в сторону, второй рукой ударил, метя ведьме в лицо. Не попал, но она отпрянула, и Бастиан немного лихорадочно выдернул наконец из ножен клинок.

Очередной её удар расколол пень, она пошатнулась вперёд, и Бастиан наступил ногой на молот, ударив в висок крестовиной меча. Брызнула кровь, потекла по чёрным волосам и белому лицу, пронзительно голубые, как дыры в небо, глаза глянули на него, и он понял вдруг, что это глаза северной собаки, зверя, а не человека. Ему стало страшно, и он ударил по заносимому молоту. Попал по пальцам, вывернул оружие из руки ведьмы и от плеча нанёс косой удар по шее. Фонтан крови выплеснулся на траву, и Ледо упала наконец спиной на разъехавшуюся поленницу.

Бастиан опустил меч, и еле смог поднять руку, чтобы вытереть лицо.

Когда он обернулся к дому, тот уже горел. Просмоленные брёвна и полные шкафы снадобий занялись очень хорошо. Следовало убраться подальше, в сторону озера, потому что пожар намечался нешуточный. Дышать сгоревшим зельем Бастиан точно не хотел, мало ли, чем это могло кончиться. Он спешно покинул двор, подхватив пистолет, и побежал к берегу, а потом, когда обернулся и увидел, как пылают под обрывом заросли — просто по воде, вброд, вдоль отвесной стены, пропустив спуск, по которому пришёл, потому что сосны вдоль него тоже уже занялись. Колдовской огонь не жалел и мокрого дерева, распространялся быстро и жестоко. При таком пожаре жди ещё одну Птицу, подумал Бастиан, уже по пояс в воде пробираясь вдоль обрыва подальше от горевшего с воем и треском дома. Он думал, придётся плыть, но увидел норы береговушек и полез вверх, пользуясь ими, как ступенями, бросив в воде потяжелевший казённый плащ. Ручницу не бросил.

Как там Мосол, хоть бы у Мареевы хватило совести его отвязать, если она сбежит, думал он, продираясь через лес, чувствуя гудение пламени. И тут, словно в ответ, с треском разорвала небо молния, вонзившись куда-то в пылающий двор мёртвой ведьмы, и пошёл ливень, а из ливня, из сумерек меж стволов, выбежал конь, без цепи, без ремней, без щитков на белых глазах, дико шарахаясь и скаля чудовищно крупные зубы.

— Мосол! — Бастиан хрипло закричал, пытаясь поймать коня под уздцы. Марева отпустила его, но, видно, пожалела, сняв часть сбруи. Хотя ремни на морде он мог порвать и сам.

Он поймал, успокоил животное, взобрался в седло. Конь, радуясь встрече, понёс его куда — то, но уставший Бастиан не особо разбирал, куда. Конь петлял, огибая ядовитый, низкий дым пожарища.

Потихоньку наступила ранняя осенняя ночь, но Бастиан не увидел ни тёмной Луны, ни светлой, только отблески пожара. Потом они угасли. Чувствуя дикую усталость, он спешился под высоким деревом, привязал Мосла к ветке и сел на ковёр из листьев. Дерево, вроде бы, было буком, но разглядеть не получалось. Бастиан лёг в листья, просто сполз. Лёгкие горели, ноги были ватными — может, от усталости, а может, он всё-таки надышался этого дыма.

Ощущая тянущее вмешательство Второй Луны в голове, дурное, будто приступ болезни, он заснул. Ему снилось, что его подвесили за ноги к ветви бука, только бук был гол и ободран. Красная Птица, неуловимая глазом, тонкая и лохматая, сидела на ветви и молчала. Потом она запела, но только шёпотом. В нём не было ничего страшного, но Бастиан вдруг взмок, и тело его сковал холод.

Капитан проснулся от шелеста дождя, ледяного и сильного. Он свободно проникал сквозь редеющую крону. Стрегоньер смахнул упавшие листья и встал. Мир был сер, конь стоял в этом отсутствии света и тьмы фантастической тенью, и Бастиан спросил себя, а какие сны видит он?

Он натянул шляпу, вышел из-под дерева и долго мыл руки под дождём.

Хотелось есть. Хотя солёное мясо не было вкусным, а хлеб зачерствел, у него нашлась пара вчерашних яблок.

Рассвело, пришло неуютное, пасмурное утро, сквозь рваные тучи просвечивали лишь другие тучи, ветер сделался холодным и швырялся водой. Мокрые зелёные листья бука сыпались торопливо, словно знали какой-то срок. Пахло влажным деревом, влажной землёй, горькой сырой листвой. Запах напомнил ему о Мареве.

Конь проснулся, и устремился куда-то, сразу, ломая ветку и дёргаясь в узде. Пришлось отвязать. Мосол не собирался останавливаться, и Бастиан едва успел прыгнуть в седло. Если Ледо мертва, то какую же магию так чувствует конь? Птицу?

Где там уже Тьена, подумал он. И где, правда, Марева, почему не приехала на коне? Уцелела она, если Мосол не пустил её к себе в седло и сбежал?

Должна бы, прикинул капитан. Должна бы.

Конь бежал через лес, словно по ровному полю. Бастиан хотел крикнуть ему, мол, помедленнее, но во рту пересохло, голоса не было. Сорвал вчера.

Вскоре лес поредел, всё вокруг затянуло паром, и через минуту Бастиан узнал местность: Мосол вывез его к обрыву над пепелищем. Обгорелая труба всё ещё косо торчала из-за края. Мосол, не останавливаясь, перепрыгнул два обугленных остова деревьев, упавших поперёк спуска, и въехал в чёрное и седое, туманное, мокрое пожарище.

Марева возилась в сыром пепле, на коленях, что-то складывая подле себя. Что-то, похожее на свирели, матово и зеркально блестевшие на мокрых углях. Металл и керамика не сгорели.

Бастиан едва удержал коня, когда тот бросился к девушке, нехорошо наклонив голову и вытянув шею; впрочем, Марева не обратила на него никакого внимания. Бастиан в недоумении спрыгнул в пепел, не пуская Мосла дальше.

И тут безумный конь обернулся и укусил его.

Боль растеклась по