— Отправишь силой — сбегу.

— О, боги… — приложил он руку ко лбу и, подойдя к столу, сделал глоток вискаря. — Как же с тобой сложно. Вот повезло с четырьмя сыновьями, а на пятом… Судьба сыграла дурную шутку.

— Карма, пап, — приподнял я палец, выдав многовековую мудрость.

Брэдли молчал целую минуту после моих слов. И это нехорошо. Он импульсивен, самовлюблен и вспыльчив. И если затихал, то дело могло принять совсем дерьмовый поворот.

— Через месяц после твоего поступления, будут проходить промежуточные экзамены, — посмотрел он на меня. — Если сдашь их и продержишься в академии, то я так и быть, отправлю к тебе Юнону.

— Идёт, — улыбнулся я довольно, не забывая при этом отыгрывать опьяневшего...

* * *

После разговора с отцом, пошёл в свою комнату на втором этаже. Ещё с прошлой жизни я любил минимализм, а потому никакой роскоши в ней не было. Кровать, стул, стол с лежащим на нём ноутом, два шкафа с минимум барахла и небольшая плазма на стене.

Первым делом ноги понесли меня к шкафам, в которые я зарылся и пытался отыскать сныканную в нижнем белье шкатулку.

— Забрала. Вот же ж… Юнона!

Ладно что она нашла моё сокровище, но забирать-то зачем?! Посмотрела бы и положила обратно! И что, что это её труселя, но кто так делает?! Подавив тихий вздох, но не унывая, закрыл шкаф и двинулся к столу с ноутом. Пара манипуляций с передвижением мебели, и вот, я уже на коленях перед плинтусом подле второго тайника:

— Хе-хе, вас она не нашла! — заулыбался я, доставая завёрнутый пакет с первой памятной добычей. Чёрные кружевные. — Хорошо, что я додумался хранить вас отдельно.

Держа в руке своё маленькое сокровище, аккуратно положил их в одну из вещевых сумок. Следом отправились и остальные немногочисленные пожитки, которые поедут со мной в Нью-Тейко.

— Прям идеально, — почесал я затылок, видя, как всё уместилось в два сумаря. — Ну-с, вещи собрал, а теперь в душ.

Горячий после купания, я лежал на кровати и смотрел на руку с печатью, ощущая, как вечерний ветер из раскрытого окна ласкал распаренную кожу. Хотелось бы мне поскорее избавиться от этой хрени, висящей над моей головой, как Дамоклов меч. Вампиры не любят подчиняться. Таковы наши правила, принципы и устои. Некий закон, который заставлял нас буквально из кожи вон лезть, но не подчиняться никому. Сделка, торг, соглашения — вот несколько вещей, которые могли нас смирить с принятием кого-то выше. Но слепое подчинение? Нет. Однако, печать именно подчиняла. Заставляла детей, слуг, рода, входившие в клан, подчиняться главе, когда он того желал. Некий кнут, коий сломит любые преграды воли и барьеры. Ублюдская магия, от которой моё вампирское нутро вопило благим матом. Хорошо, что отец применял подобное очень редко, только в самые серьёзные моменты непослушания.

Ещё с детства, отрубив себе руку и ходя с культей, я искал способы, как можно снять этот ошейник. И нашёл всего два варианта. Подтвержденных во всяком случае.

Первый из них: Провести некий магический ритуал.

Второй вариант: Убить того, кто нанёс печать. То бишь — Отца.

Как по мне, этот способ самый идеальный и хорош во всём, но я не собирался убивать Брэдли. Он, конечно, тот ещё говнюк, но смерти точно не заслуживает. Да и если честно, то эта убогая татушка на руке не слишком сильно беспокоила, ведь Брэдли на моей памяти ни разу не применил её силу по отношению ко мне. Эта печать скорее… как бельмо на глазу, которое хочешь убрать, но пока подождёшь.

— Эх, — взглянул я в окно и тёмное небо за ним. — Погулять бы, но нужно выспаться перед завтрашним днём.

Глава 3

Закончив утренние процедуры после пробуждения, я вернулся в свою комнату, где меня ждал приятный сюрприз.

Стоявшая возле письменного стола Юнона в серых брюках и пиджаке, с непроницаемым лицом держала противень со свежеиспеченным наполеоном.

— Доброе утро, господин, — спокойно поздоровалась она и протянула торт. — Вот, как и обещала.

— Ты вовремя. Спасибо, — сердечно поблагодарил я и, бросив полотенце на кровать, с полуголым торсом направился к ней.

— Можете не напрягать пресс, — разрушила она весь пафос.

— Хочу и буду, — буркнул я, аккуратно взяв противень в руки. — У меня день рождения вообще-то.

— У вас новый шрам? — разглядывала она заживший порез возле моей ключицы.

— Завтра-послезавтра заживет, — держал я одной рукой торт, а второй воткнул в него ложку. — Железный Стоун оказался крепышом. Успел-таки меня ранить.

— Порой вы слишком безрассудны, — вздохнула она и, казалось, её голос прозвучал мягче обычного.

— Бывает, — пожал я плечами и попробовал выпечку. — М-м-м, отлично. Кстати, Юнона, ты забрала все трусики. Твоё сердце слишком жестоко.

— Я лишь оставила их на сохранение. Отучитесь — верну обратно.

— Понятно. Только не стирай их, — хмыкнул я с набитым ртом.

— Слышать это ужасно. — скривила она губы.

— Угум.

— Но если вы не сдадите промежуточные экзамены, то мне придётся их постирать.

— Пытаешься смотивировать меня на учёбу? Хороший ход. Но, что если меня всё взбесит в этом Нью-Тейко? Или, допустим, я разрушу академию, чтобы не сдавать экзамены?

Юнона, шагнув ко мне, вынула из кармана пиджака платочек, что всегда носила с собой, и вытерла мне губы, проговорив:

— Разрушить академию Нью-Тейко ради моего нижнего белья? Вы слишком эгоистичны.

— Это мелкая цена, — улыбнулся я, смотря ей в глаза.

Она хмыкнула и, помолчав, добавила:

— Я не смогу проводить вас до поезда. Ваш отец дал мне задание.

— Ничего страшного, — проглотил я последний кусочек небольшого торта, испечённого лично для меня, и сказал: — Мне хватит и поцелуя на прощание.

— Годы идут, а вы всё не меняетесь, господин, — улыбнулась она и забрала пустой противень. — Когда вы уже найдете себе достойную девушку по возрасту.

Боюсь, хех, что никогда, Юнона. Местные девушки столько не живут. Хотелось мне сказать, но произнёс другое:

— Да нашёл тут одну, — хмыкнул я. — Но она сторонится меня и только играется.

— Она вашего возраста? — с лёгким прищуром спросила Юнона.

Ага, младше, года эдак на четыреста девяносто два.

—