Шрифт:
Закладка:
— Придурок, — только и пробурчал Трофимыч. Затем достал сигарету, закурил и зло добавил:
— Сопливый придурок! Сдурел, придурок!».
Рассказчик немного прервался, тоже закурил, хотя дыма всем сидящим у костра хватало.
«Не последовало дальше между нами никаких объяснений и извинений. Ненависть стала для обоих хронической, ушла внутрь под кожу.
«Пойдём сюда, балбес, варить будем полку», — как-то сказал бригадир. Мы поднялись на самый верх железяки, потом спустились по внутренней лестнице с переноской в руках. Лампа горела, пока мы не оказались на дне сооружения, и вдруг почему-то потухла. Люк, куда залезли, высвечивал только квадрат синего неба наверху. Воздух здесь был горячим и спёртым от нагретых стальных бортов, что дышать было трудно.
— Иди, узнай, что там такое, — приказал Трофимыч. — Я здесь побуду. Да не будь конченым, возвращайся скорее.
Так я оказался на свободе. Дул ветерок. Хорошо!
Мысль родилась мгновенно. Я закрыл люк тяжелой крышкой и накинул гайку. Тотчас послышался тихий крик Трофимыча с проклятиями. Быстро спустившись по лестнице, я увидел…да, да кувалду, с которой потерял сознание, и со всего размаху бабахнул по железяке, вложив в удар всю злость, а потом стал неистово бить эту звонкую стену. Обессилев, бросил кувалду.
Но каково же ему там, в темноте? Ужаснувшись, я уже простил жалкого Трофимыча и, освободив крышку люка от стопора, быстро откинул гайку,
Огромная крышка, как пушинка, отлетела в сторону, и на свет, как чёрт из табакерки, выскочил бригадир. Прыгая через ступеньки, он спустился по лестнице и, оказавшись на земле, оглянулся как-то виновато на меня и потом вдруг рухнул на землю.
Пришла очередь испугаться мне. Я подбежал к мастеру и ну его тормошить. Однако тот не подавал признаков жизни. В голове набатом застучала мысль: «Умер, и это я его убил!».
— Очнись, Трофимыч, только не умирай! — закричал я. — Я не хотел так!
На крик подоспели люди, вызвали скорую, бригадира увезли.
Потом в бытовке посмотрел на его шкафчик. На дверце была фотография красавицы в бикини, которая символизировала всю его спокойную жизнь до сегодняшнего инцидента. А теперь её нет. Всё. Мне тюрьма. А как же брат?
Чуть позже я пошёл в кардиологию, куда доставили Трофимыча. Била дрожь. Вдруг бригадира уже нет в живых? Мимо снующих врачей тихонько на цыпочках прокрался в палату, где он лежал.
— Прости, Трофимыч, бес попутал, я просто пошутил, дурак, — промямлил я, наклонившись над больным. — Ну виноват!
На что тот еле слышно ответил:
— Да ладно, чего там, бывает.
— Не умирай только, ладно?
— Постараюсь…
— Вот, сок принес тебе, пей.
Потом ещё долго стоял над неподвижным бригадиром, видел, как капельки раствора уходят тому в вену. Слёзы стояли у меня в глазах, было стыдно.
И вдруг показалось, что Трофимыч не дышит. Склонившись над койкой, я вдруг услышал:
— Шутки такие, шутки…
Тут же помчался за помощью. Но прибежавшие врачи выставили меня за дверь.
— В реанимацию, срочно!
Потом мимо меня проследовал накрытый простынями бригадир с хлопотавшими по ходу движения каталки медсестрой и врачом.
А ещё через какое-то время проклятый инфаркт отступил.
«Спасибо, спасибо, Трофимыч!». Нет, я не плакал, просто слёзы, никого не стесняясь, выходили из души.
Я так никому и не рассказал о происшедшем, просто бригадиру стало плохо и всё».
Все молчали. Видно, что всех задела эта история. Анатолий в своей вязаной шапочке встал и подкинул в костёр ещё полешек, вызвав полёт множества ярких искр.
— Да, такое вот наставничество. Раньше оно было даже обязательным. Потом подзабылось. А зря… Правда, наставники-то разные бывают. А где их наберёшься, хороших? Встреча с настоящим мужиком нужна любому парню. Ладно, если у тебя есть отец, когда он даёт ремня, с ним начинаешь понимать, что можно, а что нельзя, иногда он даёт один урок на всю жизнь. А тут ты сам учился жить. Вот и получается, если нет мужика в семье, то и не на кого опереться, не у кого спросить совета, как жить, как поступать. Наверное, у каждого из нас было что-то такое в молодости, за что до сих пор стыдно. А сейчас вообще стыд не в моде, да и слабые пацаны пошли, многие без отца растут. А рядом кто? Ведь у нас везде одни женщины: дома — мать без мужа, в садике — воспитательницы, в школе — учительницы.
Порассуждали ещё немного. Незаметно наступало утро. Стало совсем светло. Дождь всё отбивал свою ритмичную музыку, обложной, долгий.
С неохотой покидал тогда я этот наш костёр, в палатке потом вспоминал и вспоминал рассказы, а ещё наши песни, пока не окунулся в сон. Про телефон тоже свой вспомнил, что надо бы позвонить сегодня домой. Там так ждут моего звонка…
К обеду прилетел вертолёт, кстати, тоже МИ-2. Он привёз продукты, как-то прорвавшись сквозь заставы дождя.
Летчик сразу спросил, что за автомобиль или генератор работает постоянно здесь у нас, и так удивился, когда мы ему ответили, что это просто голодная стая комаров стучит и жужжит с другой стороны палаток на улице. Зашёл разговор о дожде.
— На этих площадях дождь будет ещё три-четыре дня, — узнали мы от него.
— А нам-то что же делать? — чуть не взвыли все мы. Перспектива мокнуть без работы, дальше скармливая себя комарам, не радовала.
— Да, ребята, мне очень вас жаль. А давайте попробуем прекратить дождь! Может, пошаманим, а? — предложил командир. Видно было, что он опытный, но мы сначала не поняли.
— Как это? Вы что можете повлиять на погоду и прекратить дождь? — удивились
— Условие такое: надо в это всем хорошенько поверить.
— Да мы уже хоть в чёрта поверим, достала уже эта мокрота! Дело надо делать, а мы тут комаров только кормим, — в один голос ответили мы, — конечно, давайте попробуем.
— Сколько нас человек? — спросил лётчик.
— Семеро, с вами восемь.
— Надо девять.
— Прямо вот так девять?
— Да. Ладно, попросим механика. Тем более, что нам пришёл запрет по метеопрогнозу на полёты. Действо надо проводить, как у шаманов, на закат солнца.
Пришлось определять и высчитывать местоположение запада по компасу в момент заката, ведь тучи надёжно его закрыли.
— Нам понадобится ещё девять заострённых четырёхметровых жердей из ивняка. Их быстро вырубили, заострили, бегом принесли к ногам командира. Доложили готовность, ведь когда скука и безделье, то любая работа радует.
Но вот наконец все собрались. Минуту постояли молча и потом вдевятером двинулись к самой кромке воды, на реку. Каждый нёс жердь и думал об окончании постылого дождя. Песок на речном пляже чуть