одна популярная современная песенка: «Мне никогда не узнать, чего стоило пригвоздить мои грехи к тому кресту». Тем не менее, поскольку Новый Завет ясно говорит, чего это стоило (за это пришлось заплатить кровью Сына Божьего), а слова этой песенки представляют собой путаницу в богословском отношении и далеки от совершенства в поэтическом, мы не особо продвигаемся в решении нашего вопроса. Но я убежден – и потому написал эту книгу – в том, что крайне важно попытаться ответить на него.

Все это заставляет нас вернуться к тому, с чего мы начали. Итак, рассказ о распятии Иисуса, запечатленный в Евангелиях, а также в живописи, музыке и литературе, похоже, способен трогать сердца, утешать и бросать вызов людям разных эпох, стран и культур. А если это так, то что именно в этой истории, а особенно в истории распятия, несет в себе эту силу? Когда первые христиане кратко выражали свою «благую весть» словами «Мессия умер за грехи наши, по Писанию», что именно они имели в виду? Почему, если сказать короче, умер Иисус? Почему кому-то могла прийти в голову мысль, что эта смерть обладает революционной силой? И почему многие люди, у которых нет теоретического ответа на этот вопрос, чувствуют, что крест – в повествовании, в изображении и в песне – обладает силой столь глубоко нас трогать?

Вопрос «почему умер Иисус?» можно разделить на несколько связанных вопросов. Во-первых, это «исторический» вопрос: почему Понтий Пилат по наущению первосвященников решил казнить Иисуса? С другой стороны, это вопрос «богословский»: что Бог хотел совершить через смерть Иисуса и почему надо было избрать именно такой путь? А за этим стоит еще один вопрос, и он более трудный: как понимал происходящее сам Иисус? Этот вопрос одновременно и исторический (попытка понять мысли и мотивы исторического персонажа), и богословский (даже если вы не верите в то, что Иисус был воплощенным Сыном Бога, он, несомненно, соотносил свою жизнь со священными текстами Израиля и вопросом об исполнении их обетований). Или, осторожно прохаживаясь возле этих вопросов, можно спросить: какие смысловые пласты кроются за обманчиво простой фразой «за грехи наши»? Как люди в первом веке понимали такие слова и почему первые христиане так говорили? Почему они видели в этом «благую весть» – ведь на первый взгляд это нисколько не похоже на ту «благую весть», которую возвестил сам Иисус, на весть о «Царстве Божием»? Какие темы, образы, повествования – и не в последнюю очередь темы и повествования из их Библии, – уже существовавшие в их головах, позволили им увидеть новый и радостный смысл в том, что человека, которого они начали считать помазанником Божиим, только что убили имперские власти? Почему они восприняли это не как конец всякой возможной революции, опирающейся на Иисуса, а как ее начало?

Разумеется, эти вопросы не новы. Мы оказались последними в длинном ряду людей, которые на протяжении многих веков пытались проникнуть в смысл креста. Это неизбежно будет влиять на то, как мы будем рассматривать эти вопросы, и на то, какие проблемы нам придется при этом решать. Поэтому нам нужно хотя бы в общих чертах рассмотреть ключевые моменты этого поиска – то, как Церковь в ходе истории пыталась понять смысл этого наиважнейшего и революционного события.

2. Прошлые и нынешние поиски смысла креста

Вопрос о том, почему в смерти Иисуса из Назарета с самого начала видели такую силу, ставит перед нами уже один из самых ранних текстов Нового Завета, говорящий о скандальном характере креста. Или, если быть точным, о том, что крест – «соблазн для иудеев и безумие для язычников» (1 Кор 1:23). Правда, далее Павел заявляет, что «для призванных» это откровение Мессии, явление Божьей силы и мудрости. Но это лишь усиливает загадку. Как могло случиться, что такое явно ужасное, скандальное или нелепое событие столь быстро стало важнейшим?

Среди римских аристократов простое упоминание распятия считалось неприличным, поскольку это была самая унизительная форма казни, которой подвергали лишь рабов и бунтовщиков. Что же касается иудеев, то для них сама мысль о распятом Мессии была возмутительной. Мессия на кресте был ужасающей пародией на те мечты о Царстве Бога, которые они лелеяли. Они сразу понимали, что эта унизительная мысль радикально меняла надежду Израиля.

Но если для евреев распятие Мессии было скандалом, то для остальных народов оно было чистым безумием. Первые просвещенные ненавистники христианства охотно высмеивали саму мысль о поклонении распятому человеку. Об этом свидетельствует знаменитое Палатинское граффити в Риме, которое, как считают, создано между I и III веками нашей эры. На нем изображена фигура распятого с ослиной головой, а под ней стоит подпись: «Алексамен поклоняется своему богу».

Первым христианам было бы несложно оставить крест в тени, они могли бы вместо этого больше говорить о воскресении, дающем жизнь, и о силе Святого Духа. Было бы крайне «благоразумно» поменьше напоминать о характере смерти Иисуса, предшествующей этой неожиданной новой жизни.

Некоторые люди, включая тех, что считали себя последователями Иисуса, пошли именно таким путем. Это мы видим в так называемых «гностических евангелиях» (книгах типа «Евангелия Фомы»). Крест там заретуширован и выпал из общей картины, воскресение стало бесплотным преображением, а Иисус превращен в мудрого учителя, который изрекает загадочные слова. Это и сегодня вызывает энтузиазм тех наших современников, которые по той или иной причине хотят убежать от скандала креста.

Но рядом с этим стремлением заретушировать крест существовала и другая тенденция – она видна уже в самых первых текстах Нового Завета и сохранялась на протяжении первых пяти-шести веков истории Церкви. Многие христиане ясно понимали, что крест – не постыдный эпизод, о котором не стоит упоминать, но таинственный ключ к пониманию смысла жизни, Бога, мира, предназначения человека. Один из великих христианских писателей середины II века Иустин Мученик восторженно рассуждал о том, что крест есть ключ ко всему. Это главное свойство мира, говорил он: если вы хотите отправить корабль в плавание, нужно сделать крестообразную мачту; если вы копаете землю, вам нужна лопата с рукояткой в форме креста. Мы тут ясно видим, что даже те христиане, которые хотели сделать свою веру привлекательной для внешних, не боялись говорить о кресте и даже превозносили его. Они, можно сказать, наслаждались им, хотя ясно понимали, какую реакцию это вызовет[8].

Однако они не искали тут четких определений. И Церковь во всем мире никогда не занималась этим на