- Чо, ментов на нас натравишь?

- Не ментов. Но кое-какие связи есть.

- Короче, базар не получился, - Костян харкает и плюет мне прямо на ботинки. – Твое дело, пидор гнойный.

Я еще успеваю глянуть в глаза Костяна – пустые, мертвые, страшные глаза человекоподобной твари, рожденной на горе остальным, - и понимаю, что сейчас последует удар сзади.

Дальше – не помню. Полная отключка. Вернувшееся сознание имеет лицо нашего обэжиста Александра Федоровича Проценко.

- Живой? - Проценко помогает мне подняться с мокрого асфальта. – Голова как, не кружится? Не тошнит?

- Не, - отвечаю, подношу руку к лицу. Пальцы густо окрашиваются кровью. Губы онемели, левый глаз не видит. – Я голову руками закрывал.

- Молодец. Чуть-чуть я не успел.

- Вы что, шли за мной?

- А ты как думал? Я ведь с этой гопотой мелкопузой давно воюю. Моя воля бы была, своими руками передушил бы. Доброе у нас государство, носится с пьянью, а они в благодарность по подъездам гадят, да таких вот Костянов рожают, тюрьмы да психушки работой обеспечивают… Крысы трусливые. Как меня увидели, сразу кто куда. Против молодца и сам овца. Нигде не болит?

- Проходит уже.

- Разукрасили они тебя, однако. Пойдем, тут водопровод есть, умоешься.

- Ничего, все нормально, - я пытаюсь улыбнуться, но разбитые губы не слушаются меня. – Главное, я не струсил.

- Это точно, - Проценко треплет меня за плечо. – Только не надо так вот на рожон лезть. Здоровье и жизнь дороже.

- Спасибо, Александр Федорович.

- Завтра напишем с тобой заявление, возьмутся за этих гавриков.

- Ничего я не буду писать. Сам разберусь.

- Это, конечно, хорошо, что ты сам хочешь разобраться. Но дело ведь не в благородстве, а в страхе. Эти… они же всю школу запугали. Будем и дальше их терпеть?

- Не буду я писать заявление, - повторяю я, поднимаю свою сумку и делаю несколько шагов вперед. Побитое тело ужасно болит, ноги дрожат, во рту медно от крови. В мою спину впивается тяжелый взгляд обэжиста.

- Ну, дело твое, - слышу его разочарованный голос. – Гляди, в другой раз никого рядом не окажется.

Я хочу ответить, но понимаю, что спорить бесполезно. Проценко прав, а я нет. Я действительно боюсь эту сволочь. Я не хочу, чтобы мама плакала из-за какого-то поганого Костяна.

Делаю шаг и чувствую, как двор, деревья, водопроводная колонка, к которой я направлялся – все расплывается, уходит в густой туман, и я начинаю валиться,сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, в бесконечную спиральную трубу, и встревоженный окрик Проценко уже не может остановить этого падения.И тогда я сам начинаю испуганно кричать – а вдруг меня кто-нибудь услышит?

Хоть кто-нибудь…

Глава 4

***

Кошмар сгинул, но рожа надо мной осталась.

Нет, это не Костян, хоть похож. Все ублюдки похожи друг на друга. Морда реально отвратная. Лопоухая голова с сивой щетиной вместо волос, обвязанная грязной черной лентой, приплюснутый боксерский нос, маленькие бесцветные и злые глазки, окруженные темными кругами. Все лицо в резких лиловых морщинах, как у глубокого старика. Слюнявый красный рот полуоткрыт в улыбке так, что видны длинные желтоватые зубы. А потом ладонь в кожаной перчатке крепко зажимает мне рот.

- Лежать! – шипит красный рот, брызгая на меня слюной. – Прибью!

Нет, это все-таки кошмар. Обладатель уголовной рожи говорит со мной явно не по-русски, но я почему-то понимаю каждое слово. И еще – я начинаю задыхаться, потому что урод зажал мне не только рот, но и нос. А во второй руке у него огромный нож, и острие этого ножа раскачивается в сантиметре от моего правого глаза.

- Уууумммумуумммм!

- Лежать, раб!

Полог палатки за спиной урода откидывается, что-то сверкает в воздухе, и раздается глухой стук, будто кто-то ударил молотком по мозговой кости. Мне в лицо летят теплые, пахнущие медью брызги. Душащая меня рука теряет силу, урод утыкается мне носом в грудь, и я вижу огромную рану на его лысом затылке, из которой на меня толчками выплескивается темная кровь.

Все, на что меня хватает – это резко перевернуться набок и выблевать на спальный мешок вчерашние шашлыки. А потом я слышу тихий и сердитый голос Домино.

- Проклятье, еще бы чуть-чуть, и не успела!

- Кх-кх-пх-фуу! – Я пытаюсь встать на четвереньки и отползти подальше от вздрагивающего урода, забрызгавшего кровью всю палатку. – Это… это что за…

- Вставай, быстро! – Домино хватает меня за руку и помогает подняться.

В правой руке у нее клеймор Энбри. Именно им она зарубила гопаря, напавшего на меня. И хоть голова у меня пока совершенно не работает, я начинаю понимать, что это не сон. А если так…

- Надо уходить, - тихо и очень нехорошим тоном говорит Домино. Она очень бледная, и глаза у нее, и без того огромные, расширены и болезненно сверкают. – Они нашли меня. Плохо дело.

- Кто нашел? Зачем ты его… - я икнул, - убила?

- Он убил бы тебя. Энбри они уже прикончили.

- Что?! – Я помертвел. – Михалыча? Как, когда?

- Они выследили меня, Эвальд. Надо уходить быстрее.

- Погоди, погоди! Михалыч…

- Скорее же! – Домино так толкнула меня, что я буквально вывалился из палатки.

Господи, лучше бы я не просыпался! Прямо у входа в палатку распластался мужской труп, одетый во что-то темно-серое с кожаными вставками. Край палатки был в брызгах свежей крови. А у берега я увидел Энбри. Он лежал головой к воде, рядом с воткнутой в песок удочкой, раскинув руки, в нелепой бутафорской монашеской сутане, и над ним уже жужжали мухи. Вода у берега была красной, алые щупальца уползали вниз по течению.

- Их было двое, но это только дозор, - сказала Домино. – Остальные где-то рядом. Бежим, за мной!

Я был так потрясен, что ничего не расспрашивал – просто побежал за ней, вверх, по берегу, в сторону леса. Бежал, пока не запыхался, и ноги не начали подкашиваться. Домино, заметив, что я встал, побежала обратно.

- Ты что? – сердито крикнула она.

- Михалыч… - губы у меня начали трястись, и слезы сами потекли из глаз. – Это