Шрифт:
Закладка:
- Красиво, - задумчиво сказал Энбри. – Это что за автор?
- Автор? – Домино посмотрела на нашего друга.
- Я хотел спросить – у кого вы это прочитали?
- Это легенда, - ответила Домино. – Всего лишь легенда.
- Ага, это квента, Энбри! – заулыбался Арсений. – Домино, хорошее начало!
- Донн-Улайн, - Энбри так это сказал, будто пробовал слова на вкус. – Это что-нибудь значит?
- У эльфов принято менять имя ребенку при достижении им совершеннолетия, - ответила Домино. – Улайн был последним ребенком Зералина, потому и получил это имя. По-эльфийски Uhlainn значит «последний». А Donn на языке эльфов означает «надежда».
- То есть получается «Последняя надежда»? – Энбри расплылся в улыбке. – Великолепно. Просто отличное название для меча и со смыслом.
- Меч получается женского пола, - с ревнивым проблеском в глазах заметила Алина.
- А разве женская красота – не самое грозное оружие в мире? – возразил Энбри. – Итак, приступим к крестинам!
На лезвие меча был вылит стакан пива, потом Энбри провел клинком над пламенем костра и громко провозгласил:
- Нарекаю тебя Донн-Улайн, совершенное творение кузнеца! Отныне ты часть меня, и я не расстанусь с тобой никогда!
- И за это надо выпить, - изрек Арсений, разливая по стаканам пиво. – Эвальд, включи музыку!
- Слушай, ты это сама придумала? – спросил я Домино. – Классная история про капитана Зералина и его меч.
- Да, - сказала она с улыбкой. – Считай, что я придумала это сама.
- Ты бы с Михалычем поговорила. Он у нас фентези пишет, глядишь, соавторами станете.
- Ты ведь не это хотел сейчас сказать, Эвальд.
- Правильно, не это, - не в силах противостоять очарованию мгновения, я потянулся к Домино, чтобы поцеловать ее, но она, хихикнув, остановила меня, коснувшись пальцами моих губ. – Я по тебе с ума схожу.
- Так вот сразу?
- Я люблю тебя, Домино. Ты уже должна была это понять.
- Я поняла.
- Тогда почему?
- Потому что я не могу.
- Значит, ты…
- Давай не будем говорить на эту тему, Эвальд.
- Я все понял. – Мне вдруг все разом стало безразлично: и пиво, и шашлык, и меч Энбри, и весь этот гребаный пикник. – Динамо в чистом виде. Ладно, заплакать не будем.
- Ты такой ребенок, Эвальд! – Домино коснулась моей руки. – Радуйся тому, что имеешь, и не думай о грустном. И я вовсе не хотела сказать, что ты мне не нужен. Просто ты меня совсем не знаешь.
- Мне кажется, я знал тебя всегда.
- Это только кажется. Давай пить пиво и слушать музыку. И думать только о хорошем…
Глава 3
***
Эту рожу я бы узнал из миллиона. Костян Позорный, собственной персоной.
Выследили-таки, сволочи.
Две недели я играл с кодлой Костяна в кошки-мышки. С того самого момента, как шкет из седьмого класса подвалил ко мне на перемене и сообщил с самым важным видом, что «Костян тебе привет передал». Это было объявление войны. За пару дней до этого я вмешался в Костяновы дела, вступившись за пятиклассника, у которого шпана в раздевалке требовала деньги. И Костян решил навести в своей епархии порядок. Эвальд Данилов из десятого «Б» был приговорен.
Две недели мне удавалось не встречаться с охотившейся на меня шпаной. Это было просто: я дожидался, когда из школы уходят учителя, и шел до остановки с ними. Задавал вопросы по предмету, старательно изображал интерес, и буквально спиной чувствовал, как шакалья стая следует за нами, стараясь не попадаться на глаза. Я замечал, как они выглядывают из подъездов домов вдоль дороги, как по двое, по трое прогуливаются вдоль улицы, делая вид, что я их совсем не интересую. А потом ко мне подошел Славян Бусыгин, наш главный школьный бандюган, и сказал с ухмылкой:
- Чо, правдушний, за учителкины юбки прячешься? Ну-ну, давай дальше, прячься. Скоро все девченки в школе узнают, какой ты мужик. Все равно тебе хана.
Сегодня в школе педсовет, и я решился. Дальше это продолжаться не может. Глупо, наверное, но или я убью в себе страх перед Костяном и его отморозками, или этот страх убьет меня. Хватит с меня потных ладоней, вздрагиваний от любого громкого звука, сердцебиения и поганых мыслей…
В рюкзаке у меня вместе с тетрадями и учебниками лежит силикатный кирпич. Не ахти оружие, но если моим рюкзаком как следует въехать по репе, мало не покажется.
Как-нибудь отобьюсь. А не отобьюсь, так хоть одного гада с собой на тот свет прихвачу. Уж на такую мелочь меня станет.
Они появились, едва я вошел во двор двухэтажной «сталинки» на другой стороне улицы. Трое вынырнули из-за гаражей, двое из первого подъезда. Видать, давно меня ждали, терпеливо. Сам Костян появился парой секунд спустя из-за угла дома.
- А, козел пришел! – прошепелявил он. Передние зубы он давно оставил на фронтах войны с подобными себе героическими личностями.
Кольцо вокруг меня сомкнулось. Теперь я стоял, окруженный со всех сторон дружками Костяна. Всех будто одна мама рожала – стриженные под ноль головы, пустые, будто выцветшие глаза, дешевые китайские куртки, треники-«адидаски», грязные ботинки-говнодавы, которыми так удобно пинать и топтать сбитую на землю жертву. Одну всем вместе, жестоко, насмерть.
- Ты у нас герой, да? – ухмыляясь, вопрошает Костян. – Чо молчишь, герой? Или западло поговорить?
- Почему? – отвечаю. – Можно и поговорить.
- Ну, говори.
- Я лучше тебя послушаю.
- Ты, пидор, на меня потянул, ты понял?
- Я не пидор, понял?
- Не, ты пидор, - Костян расплылся в дебильной улыбке. – Имя у тебя пидорское.
- У меня нормальное имя. Если есть, что сказать, говори. Мне идти надо.
- Короче, такое дело, пидор. На первый раз прощу, если пацанам штраф забашляешь. Сто рублей в неделю, пидорок. Расчет по пятницам, до конца учебного года. Добазарились?
- Не, не получится, - отвечаю в тон. - Много.
- На похороны родные и близкие больше потратятся, гыыы.
- Ты что, такой грозный? – отвечаю развязно, хотя внутри у меня все сковывает жуткий холод. – За меня есть, кому вступиться. После