В феврале 1917 года численность партии большевиков составляла всего 24 тысячи человек — в стране со 150 миллионным населением. К апрелю увеличилась до 150 тысяч. К ноябрю — до 240 тысяч. Несмотря на бурный — в десять раз! — рост, всё равно это была крайне малочисленная партия.

Вот почему два влиятельных большевика Григорий Евсеевич Зиновьев и Лев Борисович Каменев на заседании ЦК в октябре проголосовали против захвата власти. Остальные члены ЦК их не поддержали.

На следующий день после заседания Зиновьев и Каменев оповестили ЦК, что поскольку они остались в меньшинстве при голосовании, то считают своим долгом обратиться с письмом к московскому, петроградскому комитетам и областному финскому комитету партии с развёрнутой аргументацией, почему нельзя идти на вооружённое восстание.

Возник вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из состава центрального комитета партии. Кстати, Сталин был против! В протокол занесли его слова: «Исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить их в ЦК».

Он вступился за людей, которых потом сладострастно унизит и уничтожит. Этот эпизод, сталинская примирительная позиция в октябре семнадцатого, свидетельствует о том, что палачами не рождаются, а становятся, когда создаются условия для беззакония.

А ведь Зиновьев и Каменев были, пожалуй, недалеки от истины, когда в своём знаменитом заявлении писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа в России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! — ни то, ни другое неверно. <…> В России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат. Но всё остальное под вопросом. Мы все уверены, например, что если дело теперь дойдёт до выборов в Учредительное собрание, то крестьяне будут голосовать в большинстве за эсеров».

Они считали, что надо постепенно завоёвывать массы на свою сторону и отстаивать правоту своих идей в Учредительном собрании, которое будет представлять интересы всего народа России.

Но Ленин не хотел ждать созыва Учредительного собрания! Понимал: на выборах большинство депутатских мандатов достанется другим партиям. Потому и требовал взять власть до начала работы Учредительного собрания.

Осенью семнадцатого года многие считали, что большевики — меньшинство! — не имеют права единолично управлять страной. Им следует вступить в коалицию с другими социалистическими партиями, чтобы опираться на большинство населения. Но Ленин не желал делиться властью и идти на компромисс с другими партиями.

Сталинские историки назвали потом Зиновьева и Каменева предателями, уверяли, будто они выдали план октябрьского восстания и едва не погубили революцию. Так это обвинение и осталось в истории…

На самом деле большевики готовились взять власть и открыто об этом говорили. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября, «Петроградский листок» писал: «Вчера в цирке „Модерн“ при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. „Что будет 20 октября?“ — спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: „Будет выступление. Будет свергнуто Временное Правительство. Будет вся власть передана Советам“, — то есть большевикам».

За день до Октябрьской революции глава Временного правительства Александр Керенский выступал в Мариинском дворце перед Советом республики — это был так называемый предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совет республики должен был действовать до созыва избираемого всем народом Учредительного собрания.

Большевики открыто готовились совершить государственный переворот и взять власть. Керенский назвал действия партии Ленина предательством и изменой государству. Он сказал, что распорядился начать судебное следствие и провести аресты. Поздно!

— Я вообще предпочитаю, чтобы власть действовала более медленно, но зато более верно, — объяснил свою тактику глава Временного правительства, — а в нужный момент — более решительно.

Но он не мог преодолеть себя и залить страну кровью ради удержания власти. А его противники могли.

Леонид Красин (соратник Ленина и будущий нарком) писал жене, остававшейся за границей: «Временное правительство и Совет республики за последние недели проявили какой-то такой паралич всякой деятельности и воли, что у меня уже возникал вопрос: да не политика ли это и не собирается ли Керенский и компания дать большевикам, так сказать, зарваться и затем одним ударом с ними покончить?»

«Александра Фёдоровича я увидел, когда он был Верховным главнокомандующим российскими армиями и хозяином наших судеб, — вспоминал писатель Исаак Бабель. — Митинг был назначен в Народном доме. Александр Фёдорович произнёс речь о России — матери и жене. <…> Вслед за ним на трибуну взошёл Троцкий и сказал голосом, не оставлявшим никакой надежды:

— Товарищи и братья…»

Вся подготовка к вооружённому восстанию в Петрограде шла без Ленина. Он скрывался, по-прежнему опасаясь ареста. Но именно он вёл большевиков к власти. Ещё летом он задавался вопросом:

— А не попробовать ли нам сейчас взять власть?

И сам ответил:

— Нет. Это невозможно. Ни провинция, ни фронт не поддержат. Фронтовик придёт и перережет питерских рабочих.

В его отсутствие Троцкий как председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов оказался на главных ролях.

«После июльского бегства личное влияние Ленина падает по отвесной линии, — вспоминал полковник Борис Никитин, начальник контрразведки Петроградского военного округа. — Чернь подымается. Революция даёт ей своего вождя — Троцкого. Троцкий родился для революции…

Октябрь Троцкого надвигается, планомерно им подготовленный и технически разработанный. Троцкий — председатель Петроградского совета с 25 сентября — бойкотирует предпарламент Керенского. Троцкий — председатель Военно-революционного комитета — составляет план, руководит восстанием и проводит большевистскую революцию. Троцкий постепенно, один за другим, переводит полки на свою сторону, последовательно, день за днём, захватывает арсеналы, административные учреждения, склады, вокзалы, телефонную станцию».

21 октября петроградский гарнизон признал власть Совета рабочих и солдатских депутатов. С этого дня столица больше не принадлежала Временному правительству. На стороне правительства оставалась только Петропавловская крепость. Туда поехал Троцкий. Он выступил на собрании, и солдаты приняли решение поддержать Советы.

«В Смольном, где заседал Петроградский совет, всё находилось в движении, куда-то неслось, куда-то рвалось, — вспоминал философ Фёдор Степун. — Воля, чувство и мысли массовой души находились здесь в раскалённом состоянии. Особенно блестящ, надменен и горяч был в те дни Троцкий. Унижало чувство бессильной злобы и чёрной зависти к тому стихийно-великолепному мужеству, с которым большевики открыто издевались над правительством, раздавали винтовки рабочим и подчиняли себе полки».

Конечно, главным организатором Октябрьского переворота был именно Троцкий, возглавлявший с сентября 1917 года Петроградский совет. Вся практическая подготовка захвата власти шла под его непосредственным руководством. Кстати, год спустя в своей статье в «Правде» на это совершенно справедливо указывал Сталин: «Умелой постановкой работы Военно-революционного комитета и привлечением Петроградского гарнизона на сторону революции мы обязаны прежде всего и главным образом товарищу