— Твое имя… Пожа…

Слева раздается шорох, и мы оба замираем, поворачиваясь, чтобы посмотреть, кто нас прервал.

Профессор Стоун смотрит на нас, прищурившись.

— Ничего подобного здесь не будет. Отправляйтесь в общежитие, если вам этого так хочется.

Его тон такой же мрачный, как и тогда, когда он предупреждал меня о просроченном платеже за нашу классную поездку в Нью-Йорк. По крайней мере, он может быть придурком по отношению не только ко мне.

Я бросаю взгляд на лицо качка, и завороженно наблюдаю, как маска любезности сползает с его лица. Но менее чем за секунду он превращается из устрашающего в добродушного.

— Извините, что побеспокоили вас, профессор. Это не то, о чем вы подумали. Я просто хотел помочь… — он смотрит на меня сверху вниз с глупой милой улыбкой, и я понимаю, что он ждет продолжения от профессора, который даст ему именно то, что он хочет.

— Мэйбел?

Он подмигивает мне.

— Мэйбел… она немного поскользнулась. Я просто помогал ей подняться.

Профессор оглядывает нас с ног до головы, а затем уходит, не сказав больше ни слова.

Какого черта!? Гнев вырывается наружу, и я с силой толкаю его в грудь, но он не двигается с места. Ни на дюйм. Это все равно что пытаться сдвинуть бетонную плиту.

— Мэйбел, значит? Думаю, я предпочту тихоня. Тебе это больше подходит.

Он разводит пальцы, чтобы коснуться как можно большей поверхности моей спины. Когда его рука скользит ниже, обхватывая мою задницу, я еще раз сильно толкаю его, чтобы вырваться.

— Как ты смеешь?

Маска сползает, и я снова вижу его настоящего. Скука, высокомерие и одержимость отражаются на его лице. Он смотрит на меня так, словно я принадлежу ему, но слишком глупа, чтобы понять это.

— О, это только начало, маленький цветочек. Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать. Я мог бы причинить тебе немного боли. Сломать тебя. Сорвать лепестки с этого маленького пышного тела, которое ты так отчаянно пытаешься спрятать. — Он наклоняется, и я чувствую запах мяты в его дыхании, одновременно свежий и едкий. — Но ты облажалась, просчиталась, потому что я увидел тебя, и ты, черт возьми, обречена. Теперь от меня не убежать.

Эти слова должны были привести меня в ужас, и, конечно, так оно и есть, но самая крошечная, ненормальная, дикая часть моего мозга отбрасывает осторожность в сторону. Внутри меня скрывается мрачная тайна, в которой я никогда не признаюсь ни одной живой душе, фантазия, которую я так и не испытала, желание быть взятой против своей воли, быть совершенно беспомощной, быть во власти другого человека, и этот парень, каким бы ужасным он ни был, напоминает об этом, разжигая во мне новую жизнь.

То, как он смотрит, словно не сквозь, а внутрь меня, чтобы увидеть все недостатки и сломанные фрагменты… Я нужна ему не только для помощи с домашним заданием. Он хочет меня для себя.

И этого мне вполне достаточно. Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь, чтобы уйти. К удивлению, он позволяет мне это, и я бросаюсь к полкам, думая, что смогу обогнуть другой стеллажи и вернуться в главный зал как можно быстрее. На что я не рассчитывала, так это на то, что этот придурок пойдет следом. Как будто ожидая погони, он следует за мной по пятам, его длинные ноги сокращают расстояние между нами, как будто это пустяк.

Беги, маленький цветочек. Беги так быстро, как только можешь. Я практически слышу его голос в своей голове. Что со мной не так?

Я заставляю свои ноги двигаться быстрее, пробираясь глубже в стеллажи, надеясь обмануть его, но он совсем близко. Его дыхание овевает мой затылок, щекочет, шевелит растрепавшиеся волоски и вызывает мурашки по спине.

Я не пытаюсь оглянуться, пока говорю:

— Уходи, псих.

— Уходи, псих, — передразнивает он. — Думаю, я хочу, чтобы это было написано на моем надгробии.

Начинаю идти чуть быстрее.

— Продолжай преследовать меня, и я лично прослежу, чтобы это было выполнено.

— Какая часть? Та, где ты неизбежно оказываешься в моей постели, выкрикивая мое имя? Или надгробие? — тихий смешок достигает моих ушей. Этот звук приводит в еще большее замешательство, чем его прикосновения.

По моим венам разливается облегчение, когда добираюсь до конца стеллажей. Как только между нами остается лишь фут, я резко сворачиваю направо, в главный зал, и иду прямиком к своей потрепанной сумке. В глубине души меня одолевает искушение обернуться и посмотреть, следует ли он все еще за мной, но не решаюсь участвовать в его безумной игре. Вместо этого продолжаю идти вперед, устремляясь к дверям библиотеки, которые ведут наружу, к моему спасению.

Как только прохладный осенний воздух касается моих щек, делаю глубокий вдох, чтобы привести чувства в порядок. Что это, блин, там было? Кто, черт возьми, был этот парень? По мере того, как адреналин спадает, меня охватывает паранойя.

Он так старался узнать мое имя, но так и не сказал свое…

Оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, не идет ли он за мной, но там никого нет. Клянусь, все еще слышу его смех позади себя, пока иду. Черт. Это ж надо, как мне повезло, что в ту секунду, когда я встречаю привлекательного парня, сумасшедшего, но привлекательного, он оказывается абсолютным психом. Я была так сосредоточена на учебе, заботе о маме и стремлении свести концы с концами, что свидания отошли на второй план. Теперь же, кто-то проявляет ко мне интерес, какой-то случайный парень, гоняющийся за мной по библиотеке и требующий, чтобы я назвала ему свое имя. Нет уж, спасибо.

Поправляю лямки рюкзака и торопливо иду к своей машине. Страх заставляет нас совершать безумные поступки, и, поскольку мои мысли заняты этим качком и его безумными выходками, не замечаю человека, идущего навстречу, и сталкиваюсь с ним плечами. Мне требуется секунда, чтобы прийти в себя, и я почти вздыхаю от облегчения, когда узнаю знакомое лицо.

— Джеки, какого черта?

Она тихонько смеется, потирая руку в том месте, где я ее ударила.

— Ты