– Нет, хозяин, обычные лохи. – Аслан юмора не понимал, не за это оценит его история.

Лохи?! Прогнило что-то в датском королевстве, если любой и всякий лох может вот так взять да и прорваться к нему в самый разгар приступа священной гемикрании. Или нет, он путает что-то… Это эпилепсия священная, а гемикрания так, просто невыносимая.

– Я прогнать хотел, они не уходят, – извиняющимся тоном шелестел между тем Аслан, словно и не слышал мыслей Грузина, а ведь должен был, обязан, за то и держали.

– Не уходят? Убить не пробовал? – Кантришвили вдруг сделалось весело: боль рассосалась и обратно пока не шла.

– Без приказа хозяина не имею права, – кланялся Аслан.

– А Уголовный кодекс тебе уже не хозяин? – веселился Грузин.

Охранник понял, что первая опасность миновала, гроза если не разошлась окончательно, то отступила на время, безопасно погромыхивала вдали.

– Живьем прикажете выбросить или наказать за наглость? – Аслан осклабился, он любил, когда хозяин шутит, это было время богатых подарков и душевного спокойствия. В это время можно было жить удобно, не убивать и не умирать самому.

Грузин думал секунду над его словами, потом покачал головой. Выбросить никогда не поздно, но ведь зачем-то пришли к нему совсем незнакомые люди… Грузин, как всякий большой и опасный человек, очень верил в судьбу, фортуну, в то, что все неслучайно.

– Что им надо?

– Говорят, дело жизни и смерти, – потупился охранник.

– Чьей жизни?

– А? – не понял Аслан.

– Чьей, говорю, жизни, чьей смерти – моей?

– Не знаю, хозяин. Ничего не сказали, просят впустить для разговора. Я бы убил для начала, а там как скажете.

Грузин только головой покрутил. «Вот наглые!» – читал в его изумленном взгляде Аслан. Но голова не болела, а хорошее настроение не отпускало, и он махнул рукой.

– Давай, заводи!

Аслан, кланяясь, растворился в полутьме.

Грузин прислушался. Голова, правда, поутихла, но болезнь ходила совсем рядом, на мягких лапах, от присутствия ее жарко вздрагивал воздух у лица, опалял огненным дыханием. Он знал это дрожание, это слабое равновесие: случайный громкий звук, яркая вспышка – и боль вонзится в правое полушарие, уронит на колени, прижмет к полу, придавит когтистой лапой, захрипит в легких.

Он запоздало пожалел, что велел привести нахальных визитеров, надо было их выбросить на улицу – не дай бог, гемикрания вернется во время разговора. Хорош он будет, когда на полуслове вцепится руками в голову, завоет по-волчьи, покатится на пол… Кто спасет его тогда, его честь, его ужасную, как сама погибель, репутацию?

Вы скажете, что выть не обязательно, что любую боль можно стерпеть. Во-первых, видно сразу, что вам незнакомо слово «гемикрания». Во-вторых, Грузин был большим, сильным мужчиной, а такие очень плохо переносят боль, даже мельчайшую, таких даже в кабинет к стоматологу не загонишь, при том, что сами они, может, по колено в крови стоят…

Нет-нет, чужая боль нам безразлична, а своя – будем надеяться, не вернется так скоро. Да и, между нами говоря, не собирался он разговаривать с пришельцами слишком долго. Он бы и вообще не стал разговаривать, но был любопытен, как юная девушка, которая и себя желает показать, и других посмотреть, и узнать что-нибудь, чего никто еще не знает и о чем потом можно посекретничать с подругой. Вот таков был железный человек Валерий Кантришвили, которого посвященные знали под ником Грузин. Впрочем, любопытства своего он не стеснялся, любопытство и сделало его тем, кем он стал. Эта слабость – невинная, но очень человеческая – давала ему интерес к жизни, поднимала над теми, кто жил только жадностью, злобой или простой жестокостью…

Темнота зашелестела, дрогнула, и, откинувшись, как занавеска, впустила в комнату Аслана и за ним еще двоих – широкоплечего, твердо стоящего на ногах, с настороженным лицом, и среднего роста изящного блондина с взглядом рассеянным, почти растерянным. Впрочем, растерянность эта, Грузин увидел сразу, происходила не от страха. А вот широкоплечий боялся, или, точнее, остерегался. Он явно понимал, куда их привели, но вели их не насильно, пришли сами. Значит, повод имелся серьезный. И говорить нужно было, конечно, с широкоплечим.

– Кто такие, что надо? – сухо спросил Грузин.

Вообще-то, когда требовалось, он по части этикета и обаяния мог заткнуть за пояс королеву английскую Элизабет и принца ее Филиппа. Это только в России бизнесмен может быть удачливым, а выглядеть, как бирюк из леса. Настоящий же бизнесмен должен иметь необоримое обаяние, ум, образованность и, когда требуется, вести себя изысканно, иначе не видать ему в жизни счастья и первый же сержант полиции пристрелит его при попытке подломить ларек с колбасой – не говоря уже о коллегах-отморозках.

Но сейчас ситуация была явно неравная, к тому же мутная, а лучший способ рассеять туман – шок. Суровый прием сразу делает разговор конкретным.

– Генацвале, Валерий Витальевич, – сказал широкоплечий. – Я – Александр Коршун, вот это со мной – Максим Максимович Буш.

– Не генацвале, а гамарджоба, – строго поправил его Грузин. – Это если ты поздороваться хотел. А если хотел обратиться со словами «Дорогой Валерий Витальевич!», то все равно, здороваться надо. Так что будем считать, что ты сказал «гамарджоба», а я тебе ответил «гагимарджос» или даже еще лучше – «кетили икос тквени мобрдзанеба!». А теперь к делу – что вам от меня нужно? И имейте в виду, что слова я ценю на вес золота, так что по тридцать раз повторять не буду, это не в моих правилах, понятно или нет? Или мне вам инструкцию распечатать, как нужно обращаться к людям старше вас по возрасту и социальному положению, которые к тому же под плохое настроение и шлепнуть могут?

– Не надо инструкций, Валерий Витальевич, – отвечал Коршун. – Мы к вам за помощью.

Грузин кисло усмехнулся. Вот так всегда, человек думает бог весть что, навоображает себе чудес и небылиц, а дело оказывается совсем простое. Им, видите ли, нужна помощь! Ах, как это оригинально! Всем нужна помощь, ра ткма унда… Но какая помощь, скажите пожалуйста? Только шкурная, и больше ничего. За всю его жизнь ни одна собака не попросила совета бывалого человека, никому не нужна его мудрость, которой он сам так гордится, нет! Зато всем подавай денег, протекции, теплого местечка…

– Укацравад, мой юный друг, ничем не могу помочь, – посочувствовал Грузин. – Возьмите кредит в банке, это вам выйдет дешевле – даже под самый могучий процент.

– Нам не нужен кредит, – покачал головой Коршун. – Нам нужна защита.

Новое дело, защита им нужна, дзалиан сасиамовноа. С этими лохами никогда непонятно, что имеют в виду. Какая еще защита – в суде, или, может, крыша, или просто умирать не хотят? Выражайтесь яснее, биджо.

– Защита от конкретного человека, – уточнил Коршун. – Нас хотят убить.

– Да, это человек конкретный, – вынужден был согласиться Грузин. – Человек абстрактных взглядов на жизнь убивать не станет, разве что случайно. И как зовут этого нехорошего, хотя и конкретного человека?