Осень.

Так пролетело лето и наступила осень. Остатки сухого рогоза трепыхались на прохладном ветру, который то резко налетал, то также резко пропадал — обычная погода в это время года. Уилл ступил на поляну и подошел к камням. Он натаскал их еще больше, и теперь невидимая стена имела под собой основание из вполне видимой груды камней.

Мальчик приложил руку к глазам, сощурился и вгляделся в озеро. Высокая трава пожухла почти окончательно, и теперь все озеро было видно, как на ладони. По темной глади озера, словно по земле, бежала красивая кобыла. Она добралась до кромки воды, сошла на берег и поскакала в сторону юноши, вверх по совсем небольшому и пологому пригорку. У самой границы невидимой стены лошадь замедлилась и остановилась, радостно заржав.

— И тебе привет, Кельпи, — как-то грустно приветствовал водяного демона Уилл. — Я принес яблок. Мы с дедушкой вчера купили их в Больших Вардах. Он думает, что это я их все ем, поэтому теперь постоянно покупает по яблочку или по два по возвращении в город. А вчера вот целую корзину взяли!

Мальчик высыпал корзину и подтолкнул палочкой яблоки, которые пересекли стену. Кобыла радостно заржала и стала стремительно собирать валяющиеся на земле фрукты, счастливо похрустывая.

— Кельпи, я хотел сказать тебе, что больше не смогу приходить, — переминулся с ноги на ногу Уилл и печально посмотрел на лошадь.

Кельпи словно оцепенела, она нависла над последним яблоком и замерла, вслушиваясь.

— Матушка выздоровела — она возвращается в Малые Вардцы сегодня вечером. Дедушка отправился за ней, взял с собой дарены, которыми отплатит бабушке Удде за помощь. И с завтрашнего дня я, как взрослый, начну рыбачить вместе с Маликом на Белой Ниви. Так сказал дедушка… Он стал плох, постоянно кашляет и говорит, что его знобит. Бабушка тоже уже плохо справляется с нашим огородиком, глаза не видят. И теперь я должен, как кормилец, обеспечивать семью.

Кельпи медленно дожевала последнее яблоко и подошла к стене, уперлась в нее красивым лбом.

— У меня просто не будет времени приходить к тебе… Я долго добираюсь до тебя, озеро-то далеко от дома. Дедушка с бабушкой и так уже не верят мне, что я просто гуляю рядышком с Белой Нивью. Допытываются, где я пропадаю целыми днями. Я им о тебе ни слова сказал, честно! Но здесь я больше не появлюсь.

На глазах мальчика, которому по воле жестокой судьбы нужно было срочно вырасти и стать мужчиной, блеснули слезы. Он подошел вплотную к стене и посмотрел на кобылу со смесью восхищения и грусти. Та замерла около стены, не шевелясь, и смотрела на него в ответ своими голубыми глазами с продольно-овальными зрачками.

— Ты такая красивая и грациозная… Хотела меня съесть и сейчас, наверное, хочешь. Но я восхищаюсь тобой, Кельпи, ведь ты прекрасна во всех обличьях! Мне тебя будет не хватать.

Уилл осторожно сделал шаг вперед. Лошадь не шевелилась, с ее шелковистой черной гривы тихо капала вода, а копыта уперлись в землю. Мальчик сделал еще шаг, его ноги коснулись камней. Не дыша, он поднял правую руку, вытянул ее вперед и самыми кончиками пальцев потянулся к морде кельпи. Потом чуть одернул руку, но кобыла не шевелилась и стояла спокойно, чуть наклонив голову вниз и упираясь в стену лбом.

Наконец, собравшись с духом и силами, Уилл все-таки протянул руку и коснулся самыми кончиками пальцем лошадиной морды. По руке словно пробежала дрожь, раздался легкий треск, а может и не было этого странного треска, а Уиллу лишь почудилось. Но лошадь и дальше продолжала стоять, замерев, а он погладил теплую морду, осторожно, в любой момент готовый отпрыгнуть назад.

— Мне так жаль, что ты одинока, Кельпи! Я тоже чувствую себя несчастным и одним на свете, но тебе, как мне кажется, куда тяжелее, ведь у тебя ни матери, ни бабушки, ни дедушки, ни брата. Хоть Малик и очень противный, он меня постоянно обижает и заставляет других мальчишек смеяться надо мной, называя зачарованным, но он все же мой брат. А ты одна, совсем одна!

Кельпи фыркнула, рука мальчика продолжала гладить ее морду, пропускать сквозь пальцы пряди ее гривы.

— Прощай, Кельпи! — Уилл нехотя убрал руку и сделал шаг назад. Пальцы странно покалывало. Он смахнул слезы, которые бежали по щекам, развернулся и вернулся к корзине.

Он уходил с поляны очень медленно, постоянно оглядываясь на застывшую у стены лошадь и вытирая рукавом мокрые глаза. Как только кельпи скрылась из виду, Уилл дал волю слезам и они ручьями побежали по его бледным щекам, капая на ковер из опавшей хвои.

Прошло некоторое время, а кельпи так и стояла у невидимой стены, слушая удаляющиеся шаги и всхлипы. Наконец, когда стало настолько тихо, что казалось, замолкли птицы в лесу и насекомые около озера, лошадь вдруг подняла голову. Она сделала шаг вперед и спокойно прошла стену, которой для нее теперь не существовало. Пофыркивая, она раскидала копытами камни и медленно побрела вслед за мальчиком.

Уилл добрался до крайнего дома в деревне, открыл дверь и вошел. Внутри его уже ждала матушка Нанетта вместе с бабушкой и дедушкой. Воздух пропитали запахи успокаивающих трав: пахло спокушкой, голубовикой и ясным глазом. Бабушка Удда передала большой их запас матери Уилла и наказала принимать несколько раз в день.

— Внучок, ты где пропадал? — сурово обратилась к Уиллу бабушка. — Мы обыскали все вокруг деревни, тебя нигде не было.

— Я чуть дальше ходил гулять, бабуль. — Мальчик опустил лицо, чтобы родные не увидели заплаканные глаза.

— Больше так не гуляй, с завтрашнего дня пойдешь рыбачить с Маликом, понял? — сказал дедушка, который раскладывал переданные травницей сборы по порциям.

— Хорошо, дедуль.

— Хорошо, бабуль, хорошо, дедуль… А чего это ты книгу с собой не взял сегодня, грамотей, а? — перекривлял мальчика старший брат, состроив рожу.

— А не твое дело! — воскликнул обиженно Уилл.

— Не твое дело, не твое дело. Бу-бу-бу-бу. Да ничье дело, никому ты не нужен и друзей у тебя нет, малой. — Малик оттянул указательным пальцем нижнее веко и перекривлял еще раз младшего брата.

— Малик, Уильям! Дети, прекратите! — рассердилась Нанетта.

— Есть у меня друг! И лучше, чем все твои дылды! — закричал Уилл.

— Да ладно. И кто же это?

Мальчик открыл было рот, чтобы рассказать о своей волшебной кельпи, но вспомнил, что обещал старику-учителю ничего не говорить. Да и не поверит ему никто… Юноша замолчал и покраснел, отвел взгляд. А глаза снова предательски покраснели: что толку от его дружбы с самим водным демоном, если он больше никогда не увидит кельпи?

— Есть… Но я тебе не скажу, — всхлипнул Уилл и насупился.

Малик засмеялся, схватившись за живот руками. Потом с довольным видом пригладил свои волосы рукой, ему эта привычка передалась от отца.

— Да нет у тебя никаких друзей, дурило. Лишь фантазии. Одна Линайя тебя терпела, но хорошо, что ее отец запретил общаться с тобой, потому что ты чокнуууутыый.