Шрифт:
Закладка:
Трудные псевдомаги сидели за отдельным длинным столом. Они что-то шумно обсуждали, и в общем гомоне невозможно было различить отдельных слов. Фобии остро захотелось к ним — чтобы вот так вот, в тесноте, и толкаться локтями, и хватать один кусок хлеба вдвоем, и просить передать соль, и кидать в сидящего напротив еловой шишкой. И сказать что-нибудь такое, отчего остальные засмеются. Не над тобой, а вместе с тобой. Над твоей шуткой.
Ее одиночество было привычным. Как рука или нога. Но иногда хотелось попробовать с кем-то поговорить. С кем-то, кому не платили бы за это денег.
Фобия любила смотреть сериалы. По большому счету, телевизор был единственным средством взаимодействия с окружающим миром. Некоторые девушки в телевизоре бросали парней за то, что те не перезванивали им в течение трех дней после свидания. Вот если бы у нее, Фобии, было свидание, то мужчина мог бы вообще ей потом не звонить. Зачем ей были бы нужны его звонки, если бы у нее уже было с ним свидание?
Но было бы странно мечтать о свиданиях, когда ты корчишься в судорогах паники каждый раз, как кто-то пытается хотя бы приблизиться к тебе.
— Это ты — избалованная поганка? — прозвучал над самым ухом Фобии хриплый женский голос. Сердце стремительно рвануло в пятки, и крик уже начал зарождаться в горле, но бывший тюремный призрак Цепь торопливо зажала ей рот рукой. Рука была холодная, как сырой подземельный воздух, и бесплотная. Фобия ощутила только слабое дуновение на своих губах. Однако, этого было достаточно, чтобы паника на несколько секунда замерла, раздумывая, как ей поступить дальше, а потом неторопливо зашагала прочь, независимо насвистывая. Мысленно Фобия посмотрела ей в спину.
— Кто я? — спросила она.
— Так тебя Крест называет, — Цепь уселась рядом, вытянув ноги. Тонкие грязные ноги, заточенные в кандалы, были босыми. Спутанные длинные волосы падали на худое лицо. Скованные цепями руки призрак прилежно положила на колени, прикрытые разодранным, когда-то пышным платьем. — Избалованная поганка, — повторила Цепь с удовольствием.
— Я Фобия. У меня проблемы со здоровьем.
— Крест говорит, что у тебя проблемы с головой.
— Это потому, что он не очень умный и не разбирается в психиатрии.
Цепь хмыкнула.
— Я тоже считаю, что этот лагерь — не слишком умная затея, — согласилась она. — Мы тридцать лет чудесно жили. Вдвоем. Путешествовали. А потом вышел из тюрьмы Оллмотт, прилетела на своем помеле нянюшка Йокк, и все изменилось, — она недовольно позвенела цепями. — Крест — упрямый сукин сын. Он притащил нас сюда. Притащил сюда этих долбанных псевдомагов и других психов. Ты знаешь, что Нексы объявлены в розыск в тридцати округах? Они мошенники. А сейчас — учат таких тугодумок, как ты. Вам по двадцать лет, а с вами возятся, как с детьми. Я умерла в пятнадцать, и уже была невестой.
— Почему ты умерла?
— Не выдержала пыток. Я отравила своего жениха, он был толстым и изо рта у него пахло луком. Меня посадили в тюрьму, и я умерла от пыток.
— Ужасная история, — пробормотала Фобия. — Поэтому ты так привязана к Кресту? Вы оба убийцы.
— Фью! — Цепь расхохоталась. — Цыпочка моя, рыба, фиалка нежная, а ты уверена, что никто не умер от твоих выкрутасов с энергией? Антилоп она боится!
Фобия посмотрела на призрак. Она никогда никого не видела так близко, и ей захотелось потрогать другое существо. Попыталась коснуться волос Цепи, но вместо этого ее пальцы прошли сквозь голову призрака.
Цепь с недоумением отодвинулась:
— Что за нежности, Грин? В мое время за такое пальцы отрубали. По самый локоть.
— Как давно ты умерла?
Цепь задумалась.
— Около триста пятидесяти лет назад? Мертвый Наместник тогда только начинал свою карьеру душегуба и психопата.
— Крест уже тогда был возле него?
— Тебе, — веско сказала Цепь, — нет до Креста никакого дела. Держись от него подальше. Он… он не должен был приближаться к людям.
— Мы не люди, — Фобия с трудом поднялась. — Мы паразиты.
Она остановилась, оглянулась на призрака:
— Я тоже не могу ни к кому прикоснуться. Как и ты. Я есть, но меня одновременно и нет. Как тебя.
Цепь раздраженно дернула острым плечом, белеющим из разорванного ворота.
— Я не могу, а ты не хочешь. Не путай, — сказала она.
— Ну по крайней мере, я хотя бы не щеголяю в рванье и цепях.
Принести себе теплой воды для Фобии оказалось непосильной задачей, поэтому она просто встала под импровизированный летний душ за деревянной перегородкой. Холодная вода текла из кривых разномастных дырок в огромной бочке и уходила в землю. Днем мальчишки-псевдомаги заполняли ее до краев.
Фобия чувствовала себя виноватой. Сказать гадость призраку, который бессмысленно болтается по земле вместе с бывшим наемником Мертвого Наместника. Жалко, Грин, недостойно. Мелочно.
Подрагивая от холода, Фобия выскочила из-под воды, закрутила бочку, потянулась за полотенцем. И заверещала, когда вместо полотенца ее руки вляпались во что-то густое и темное.
Черную масляную краску.
Глава 4
В этот раз Фобия не стала падать в обморок. Медленно, словно под неподвижным взглядом готовой напасть гадюки, она отняла руки от угрожающе поблескивающей краски. Черный омут был распахнуться, она знала, что еще немного — и тьма заполнит ее внутренности и все вокруг, и целый мир утонет в вязкой неотвратимости.
Черное, черное небо. Черное, черное сердце. Ее трусливое черное сердце, подло крадущее чужие силы. Выбрасывающее их в пропасть. Не спастись. Не уйти. Не найти.
Что именно она хотела найти, Фобия не знала. С ее рук капало, на траве появлялись темные кляксы. Она все отступала и отступала, держа руки вытянутыми перед собой, пока не вышла из-за перегородки.
Очень хотелось упасть в обморок. Это было бы так волшебно, так спасительно. Хлоп — и тебя больше нет на этой земле. А где есть? А вы поищите. Фобия Грин спряталась и потерялась. Фобии Грин хорошо вне этой земли.
На этой земле ей плохо. На этой земле она стоит, обнаженная, и ее руки черные от краски. А обитатели лагеря смотрят
