и о следовательнице Бубнич. Лев Иванович заметил, что Улямов не сплетничал, не пустословил и не рассказывал разные хохмы, а коротко, но весьма живописно предоставлял Гурову информацию о людях, с которыми ему предстояло раскручивать преступление. Давал, так сказать, их психологический портрет.

«Толковый опер», — отметил про себя Лев Иванович, а вслух спросил:

— А вы сами, Тамир Васильевич, давно в уголовном розыске?

— Сразу после школы пошел в академию, — улыбнулся Улямов. — У меня прадед после революции добровольно вступил в СОБР, а потом был переведен в МУР. Дед и отец тоже служили в уголовном розыске. Так что у меня вопросов, кем быть после школы, не возникало.

— А сами почему не остались работать в Москве? Вы ведь оттуда?

— Да, я коренной москвич, — признался Улямов. — Хотя предки у меня из Узбекистана. А уехал из Москвы по собственному, так сказать, желанию. На периферии ведь тоже кто-то должен убийц да воров ловить. Ага, вот мы и приехали…

Улямов отстегнул ремень безопасности, который пристегнул сразу, как только сел рядом с Гуровым в его машину.

— Это и есть наш ликероводочный завод «Дионис», — показал он на серый бетонный забор и на будку проходной возле проржавевших стальных ворот.

— По всей видимости, за ним не очень смотрят, — заметил Лев Иванович, разглядывая облупившуюся от времени стену и обшарпанную будку охранника.

— Да уж, хозяйственной руки тут не видать, — согласился Улямов и добавил: — Зато это один из самых старых ликероводочных заводов у нас в России. Он на целый год старше знаменитого «Ливиза» в Питере и создан в 1896 году. Правда, мало кто об этом знает. Кстати, здание старой конторы — единственное, которое сохранилось на территории завода с того периода — сейчас под охраной городского совета. Есть предложение создать там музей продукции завода.

— Вы так это говорите, словно сами были инициатором этого проекта.

— Не я, а жена моя, — ответил Улямов с гордостью за супругу. — Она у меня работает в управлении образования. Вот и выступила с инициативой, которую городские власти поддержали.

— Что ж, пойдемте осмотрим вашу достопримечательность. — Гуров двинулся к проходной, возле которой его нетерпеливо ждал Вересков.

— Лев Иванович, я в бухгалтерию. Там мои ребята работают сейчас. Вы со мной?

— Вот уж в чем чем, а в бухучетах я не силен, — рассмеялся Гуров. — Поэтому как-нибудь без меня. С людьми я чуть позже переговорю, если возникнет такая необходимость. Я хотел бы осмотреть место происшествия и обойти территорию, — Лев Иванович вопросительно посмотрел на Тамира Васильевича.

— Фьюить, — присвистнул Улямов. — Территория немаленькая, боюсь, до темноты не успеем. Тут только цехов разных пять штук. А еще контора, склады…

— Ладно, вы тут тогда сами, а я побежал. — Вересков попрощался с оперативниками и быстро прошел через проходную, даже не показав удостоверения охраннику. По всей видимости, тут его уже отлично знали.

— Нет, цеха и другие постройки меня пока что мало интересуют, — ответил Улямову Лев Иванович после того, как Вересков скрылся за поворотом. — Меня интересует территория вдоль завода. Обойти забор по периметру успеем до темноты?

— Попробуем, — с сомнением пожал плечами Улямов. — Думаете, что в заборе есть какой-то тайный ход?

— Практически уверен в этом. Как-то ведь люди выносят товар за пределы завода, — заявил Лев Иванович.

Они шли по направлению к новой конторе, и Гуров с интересом осматривал территорию, замечал, где и какие строения стоят, далеко ли они от проходной и от главной конторы.

— А они выносят? — задал наивный вопрос честный Улямов.

— А вы, если бы не были потомственным опером, а были бы сотрудником ликероводочного завода с маленькой зарплатой, разве бы не выносили? Я, если честно, еще никогда не слышал о том, что хоть кто-то отказался от такой заманчивой дармовщинки, как водка, коньяк или ликер, и не попытался вынести хотя бы несколько ящиков спиртного тайно. Хоть для себя, хоть для продажи.

— Да уж, народ у нас это дело любит. Я имею в виду, выносить все, что плохо лежит, — осуждающе покачал головой оперативник.

— А также то, что лежит хорошо, но что тоже можно вынести, — с усмешкой заметил Лев Иванович.

Они с Улямовым прошли через главный вход двухэтажного здания новой конторы. Новой ее можно было назвать с большой натяжкой, и то, как выразился Улямов, если сравнивать с исторически первым зданием. Выстроили «новую» контору еще в тысяча девятьсот сороковом году, и с тех пор, похоже, косметический ремонт в ней делали только пару раз.

Людей в коридоре первого этажа им встречалось немного, но те, что встречались, с любопытством и не таясь посматривали на чужаков.

— Кроме главного входа, есть еще два запасных выхода. Но они, по словам секретарши Игнатова и дежурной… Вы ее, кстати, видели на входе… Так вот, этими выходами никто не пользуется. Ключи от них у дежурной. Она открывает их иногда летом — проветривает, так сказать, помещение. Но в остальное время эти двери всегда закрыты. На ночь в конторе никто не остается. Нет даже сторожа или сигнализации. Просто двери закрывают на ключ, — давал пояснения Улямов.

— Кто закрывает? — уточнил Лев Иванович.

— Вахтерша и закрывает. Но у управляющего есть свои ключи. Он в любой момент может отпереть двери и войти. Ключи, которыми пользовался Игнатов, когда входил в пятницу в контору, мы нашли на его столе… Так, мы пришли. Вот кабинет управляющего.

Улямов остановился у одной из дверей на втором этаже, куда они с Гуровым поднялись по обшарпанной лестнице. Внутри конторы не только лестница была в плачевном состоянии, но и стены коридора, и двери, и полы. В одном месте, как заметил Лев Иванович, на потолке расплылось темное пятно. По-видимому, протекала крыша. На втором этаже людей было немногим больше, чем на первом, но в основном это были сотрудники ГУБОП и ФСБ, которых легко было определить по форме или по особой, свойственной только им, манере двигаться. По всей видимости, и бухгалтерия, и другие важные для функционирования завода кабинеты находились именно на втором этаже.

— Ага. А на крышу и в подвал есть выходы? — спросил Лев Иванович, входя следом за Улямовым в кабинет управляющего, и тут же забыл про вопрос.

Кабинет не просто разительно отличался от остального интерьера конторы, а выглядел так, словно Лев Иванович вдруг разом перенесся с конца сороковых годов прошлого столетия в конец восьмидесятых позапрошлого. Стол с конторкой и кресло с резными ножками и позолотой, обои на стенах, картины, воспроизводящие славянские сюжеты, ковер на полу и даже люстра на потолке говорили о том, что в кабинете был специально воссоздан