– Самое разумное сейчас – это подняться туда, где есть устойчивый сигнал, и вызывать полицию.

Жена не ответила. Оказалось, что она, отложив папку «Мои документы», листает сброшюрованную распечатку. Страница сменяла страницу, и Мария, сдвинув брови, как будто совершенно выпала из реальности. По подвижному лицу, как по небу облака, пробегали разнообразные выражения – от нежной любви до лютой ненависти, от постыдной страсти до горького прозрения, от материнской нежности до животной злобы. И прозрачные тонкие пальцы, точно дирижируя, выписывали немую, но такую красноречивую вязь.

«Нет, к жене-лицедейке привыкнуть невозможно. И это прекращать надо», – решил Лев Иванович, деликатно, но твердо извлекая супругу обратно из мира иллюзий в осязаемый.

– Ты со мной.

Мария, моментально придя в себя, взмолилась:

– Левушка, ну будь человеком! Я же никуда не денусь, тут посижу, дочитаю!

Супруг, разумеется, был непреклонен.

– Будет еще время. И бумаги отложи пока все-таки на место.

Она со вздохом подчинилась, как ребенок, которому приказали до утра не подходить к елке и подаркам. В полном молчании они пошли к воротам, сели в машину.

«Нет, обратно до шоссе задом сдавать не стану, не ровен час, слетишь в ущелье – кому от этого легче? Вроде бы по навигатору не было сквозной дороги, но ведь должен быть какой-никакой карман, разворот. Как-то же они должны разъезжаться. Тоже мне, анизотропное шоссе».

Поднялась густейшая метель, ехать приходилось почти ощупью, ведь в свете фар только и было видно, что кружащиеся хлопья, и стоило чуть повысить скорость, как складывалось впечатление, что едешь прямиком в снежную воронку. И вновь приходилось оттормаживаться, едва дыша, ведь непонятно, на каком расстоянии от колес заканчивается дорога и начинается пустота и каково состояние обочины по-над оврагом.

Спускались все ниже и ниже, и ни кармана, ни площадки для разворота так-таки и не появлялось. Заборы и заборы, сплошные, под облака. Снег, опускаясь на нечищеную дорогу, образовывал снежную кашу. К тому же какой-то умник, ранее проехав, бестолково то газовал, то буксовал, в итоге под снегом скрывался еще и накатанный лед. Кидало из стороны в сторону, машину приходилось вести, дыша через раз.

Да, городские «липучки» тут не к месту, уместнее цепи, на худой конец – шипы. Гуров уже жалел, что покатился вниз (не факт, что получится взобраться обратно) и что не кинул в багажник лебедку.

А Марии что? Она дулась.

Не отрывая взгляда от дороги, полковник кожей ощущал женино жгучее недовольство. Увлеченная чем бы то ни было, она становится такой упрямой и непонятливой.

– Зачем надо тащить меня невесть куда? Вот сам бы поехал, развернулся и позвонил. Глядишь, и хозяин пришел бы. Что, выйти человек не может?..

И она не договорила, и он огрызнуться не успел: из-за резкого поворота, из-за снежной завесы прямо под колесами возникло в метельной мгле синевато-белое, бесформенное, скрюченное.

Руки-ноги сработали сами собой, до того как включился мозг. О чудо, и машина юзом не пошла, и в овраг никто не слетел, оставляя на елках обрывки жести. Повезло.

«Спокойно, спокойно». Вывернув колеса, подняв ручник, Гуров вышел из салона.

Метель немедленно угостила комом снега в лицо. Лев Иванович утерся, поднял воротник и надвинул капюшон.

Человек, лежащий лицом вниз поперек дороги, был гол по пояс, к тому же без обуви. Снег под ним подтаял, лбом он упирался в дорожный щебень, к нему же примерзли темные, с сильной проседью волосы. Мышцы на широкой спине застыли буграми, кое-где уже намело островки снега, с левого бока чернел кровоподтек, на синеватой коже проступали запекшиеся царапины, глубокие, с замерзшей кровью. Длинная жилистая рука, сплошь покрытая татуировками, выброшена вперед, пальцы сведены судорогой. Посиневшие, уже скорее почерневшие, голые ступни упирались в снег.

Лев Иванович опустился на колени, на всякий случай прикоснулся к шее лежащего, глянул на часы, зафиксировав время обнаружения.

Без десяти четыре нуля.

Подсветив фонариком на телефоне, сыщик убедился: отныне и далее Сида искать уже не надо. Его местонахождение можно будет установить с математической точностью, по протоколам, актам и свидетельствам. По документам на захоронение.

Вздохнув, Лев Иванович снял куртку и прикрыл тело. Глянул на дисплей, убедился, что сигнал лучше не стал. Что ж, до шоссе придется на своих двоих бежать, вот и хорошо, налегке сподручнее.

Он поднялся, отряхивая коленки, глянул в сторону машины. За лобовым стеклом маячила Мария: враз побледневшее лицо и два огромных провала на месте глаз. Гуров ободряюще улыбнулся, подойдя к машине, распорядился нарочито спокойно, отчетливо:

– Не выходи. Заблокируй двери, не выключай мотор. Сиди, грейся, жди меня.

И побежал к шоссе молодецким спортивным макаром, то и дело поглядывая на смартфон. Всего каких-то сто метров с хвостом по петляющему проклятому терренкуру – и появились две призрачные «палки». Полковник поднажал – показалась и третья. Быстро отыскав в интернете номер местной дежурки, дозвонившись и представившись, Лев Иванович описал ситуацию, в том числе и то, что не может точно сказать, где обнаружено тело.

– Адреса не знаю. Я встречу на шоссе.

Дежурный почему-то удивился:

– Товарищ полковник, а чего это вы на шоссе?

– Да какая разница-то? Низина там, нет связи, – недовольно ответил Гуров. Адреналин схлынул, зуб на зуб уже не попадал, и сырость поганая до костей пробирала.

А дежурный, сидючи в тепле и наверняка у калорифера, дотошно интересовался:

– Что, и у дома семь нет?

– Можно сказать, что нет.

– Ну вот куда же он опять-то… – Не договорив, дежурный спохватился и отрапортовал: – Виноват, товарищ полковник! Овражная, семь. Выезжаем.

«Не надо ждать их на шоссе – мне же лучше, – и, оставив мысли о солидности и прочей шелухе, Гуров припустился под гору, к теплой машине. – Невозможно же! Что понесло его на улицу, да в натуральном виде, да босиком…»

На его удивление, жена послушно сидела в машине, склонив голову и закрыв лицо руками. Из динамиков Владимир Семенович Высоцкий пел о том, кто «шутил – не дошутил» и «что голос имел – не узнал».

Полный антураж для стопроцентной рефлексии и