— Конечно! — ответила Настя, с силой швырнув ножны с мечом на кровать, и плюхнулась следом.

Амадей многозначительно переглянулся с Мелиссой. А Настя вдруг продолжила саркастично:

— Ведь это абсолютно нормально, когда парень идет в баню с какой-то волшебной бабой!

На ходу Рэй присмотрелся к страшно заношенной робе Сольвейг.

— Хочешь купим тебе одежду? Ты в этой хламиде с нашей первой встречи. Повсюду нитки торчат, того и гляди хвост наружу выпадет.

— Не понимаю, чего тебя мой хвост так волнует? Эх, можно и купить, но это будет глупой тратой денег. Стоит мне обернуться лисой — от новой одежды одни клочья останутся. Не жалко будет?

— Хм. Погоди, а почему роба-то остается невредимой? — только сейчас задался он этим вопросом.

— Она… особенная, — задумчиво ответила Сольвейг. — Да, видимо, я опять не была до конца честна с тобой, когда сказала, что копия сумки Елены — единственный предмет героев в моем распоряжении. Эту робу придумал Горицвет на пару с Эльмирой. Еще до того, как…

— Предал героев?

Лисица резко обернулась, но скоро опустила взгляд, ничего не ответив.

Двое прошли в предбанник, где надлежало оставить одежду. Стрелок решил войти голышом, как и местные.

— И что, даже прикрыться мне не прикажешь? — спросила Сольвейг.

В ответ Рэй безразлично повел плечом, так же как Сольвейг делала это постоянно. Отсутствие ответа возмутило. Но Сольвейг не стушевалась, тоже войдя нагишом.

— Так ты проблемы решаешь?

— Отвернись! Бесишь.

Стрелок улыбнулся, располагаясь на верхний полок спиной к подруге.

— Ты о чём-то хотела говорить?

Девушка сидела, обхватив коленки. Слышно было, как потрескивают остатки угольков в печи, а по полку́ шелестит влево-право пышный лисий хвост.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — наконец спросила она. — Что случилось… с твоими снами?

— Видела? — обернулся стрелок, вспомнив, что той видны его сновидения.

Она толкнула его голову:

— Отвернись! И что я должна была увидеть, а?

Пот уже блестел на коже, а пышный хвост так и шуршал беспокойно по доскам.

— В твоих снах обычно либо пошлятина, либо бессмысленная мешанина, в общем-то характерная для слабого ума. Но сейчас…

Рэй сидел на горячих досках, в жаркой бане оледенев от того, может быть известно Сольвейг.

— Сейчас в них лишь тьма, — завершила она тихо. — Густой, непроглядный морок так и стелется перед глазами. И я чувствую силу, что скрывается за ним. Очень страшную, очень черную силу. Неужто ты умудрился где-то словить еще одно проклятье?

— Просто переживаю из-за далекого путешествия, вот и неспокойно на душе.

— Пошто же? Еще не привык к скитаниям? Уж у тебя побольше опыта, чем у большинства нынешних героев.

— Путешествие на север будет долгим. И кто знает, какие опасности нам встретятся. Жуть берет, как вспомню фамиров в том страшном доме. А на севере от одной погоды помереть можно.

— Положим, рядом таки будет премудрая снежная лиса! — чуть веселее ответила Сольвейг. — Так и быть, не дам тебе замерзнуть во снегах.

— Что, и хвост дашь потрогать?

— Размечтался! — шаркая по полку тем самым хвостом, хмыкнула она.

— Давай хоть пару туфель тебе купим. Босиком по снегу не очень-то гулять.

— Не люблю обувь. Я всю жизнь обходилась без нее. Знаешь, после всего случившегося, в твоем сердце стало немного, совсем чуть-чуть больше духа. Так что мое тело теперь может восстанавливаться гораздо быстрее. Уже и мозоли не беспокоят.

Неожиданно он ощутил горячее — Сольвейг отклонилась, навалившись тонкой спиной на него. Сразу стало нестерпимо жарко, будто прямо в грудь углей закинули.

— Любишь ее? — шепнула она.

— Ты о Насте? — справляясь с волнением, спросил он. — Когда мы жили в Умире, казалось, что я действительно хочу сблизиться с ней. Но этот мир столь опасен. Настя рассказывала, как они прошли через зачумленный Железногор. Про мор, что распространился там, про бандитов, что напали на них в пути, про жителей, которые из отчаяния и страха пытались их ограбить. Жердяй, богинки, шишкуны, о которых то и дело упоминают местные, и какой только нечисти нет в этом мире. Волшебные лисы, что запросто могут поселиться у тебя в душе! — легко толкнул он спиной. — Не знаю, хорошая ли это идея, заводить отношения в нашей ситуации. Да и вестники, думаю, скучать не дадут.

— Твердо решил с ними сражаться?

— Я же герой.

— Так почему трусишь пред чувствами? Так сильно боишься потерь? — спросила Сольвейг, а потом протянула с какой-то, пока что непонятной ему грустью: — Не-ет, не в том дело. Ты хочешь стать образцовым героем, хочешь стать сильнее. Отношения это уязвимость. А любовь и вовсе делает беззащитным — герою так не положено, да?

Рэй молчал.

— Одному-то и смерть не страшна, да? Одному умирать — что спирта на морозе глотнуть: обожжет да отпустит. Тихомир вам это доказал своим примером, но не нова премудрость: одиночки — самые страшные противники. Попробуй, возьми человека, который ни на кого не рассчитывает, никем не дорожит и не ничего не боится.

— Звучит тоскливо, когда ты это так преподносишь.

— Даже не отпираешься? Далеко пойдешь, Рэй из далекой страны, — негромко и слегка отстраненно произнесла она. — Горицвет, Тихомир, Рэй — все трое одного поля ягоды… хоть и разные на вкус. Вопрос в другом: к чему тебе сила? Исполнение божественной воли? Что-то не верится, что такой сухарь, как ты, истово уверовал. Да и такому, пожалуй, страх перед собственной совестью пострашнее божьего гнева будет. Предназначение героев? Но этот мир не скажет спасибо за твои старания. Знаешь, Елена… думаю, она любила Горицвета, оттого и верила ему до самого конца. Похоже, что и он