Шрифт:
Закладка:
– Что? – Нинка поймала её взгляд и, непонимающе нахмурившись, оторвалась от походного котелка.
– Вот думаю, что ж Москва с людьми творит…
– Это не Москва, а круг общения, – рассмеялась подруга. – Честно говоря, я была уверена, что ты тоже сильно изменилась, но нет, такое ощущение, что и не было этих десяти лет.
– Приму за комплимент, – безрадостно буркнула Алиса, хотя на самом деле придерживалась совсем иного мнения.
– Да что ты, это же здорово! Должно быть в нашем мире что-то вечное…
– Балда, – невольно фыркнула девушка. – Я как те призраки – всё та же и там же…
– На медведей-то ещё охотишься?
– У меня с ними пакт о ненападении. Но на особо языкастых знакомых он не распространяется… А это что? Мой дом, что ли?
– Ага, сфоткала, когда заходила и не застала тебя. Нравится?
– Гораздо больше, чем в реальности. – Она отчётливо вспомнила разваливающуюся халупу, доставшуюся ещё от прадеда, и недоверчиво воззрилась на снимок. – А где моя дражайшая дыра в крыше и окно с фанерой вместо стекла?
– Говорю же, во всём надо видеть прекрасное.
– В людях тоже?
– Людей мне не очень нравится снимать, просто не моё.
– Ну, для себя-то, любимой, как я погляжу, исключение сделала…
– В смысле?
– Я о твоей тяге к автопортрету. Ничего вообще-то, но я бы это никому не показывала: другие, не такие благородные как я, могут и засмеять… Особенно сей незаезженный сюжет с сонной, помятой физиономией и слюной на щеке. Смело, очень смело.
– Да о чём ты? – Нинка перестала нарезать хлеб и подошла ближе. Алиса, ядовито усмехаясь, продемонстрировала столь примечательные снимки, а потом с некоторым беспокойством наблюдала за тем, как стремительно вытягивается лицо подруги.
– Ты фотографировала? Прошлой ночью, пока я спала?
– Очень надо. Я, вообще-то, тоже изредка сплю. И с камерой твоей обращаться не умею. То есть разобралась бы, конечно, но явно не в темноте. Просто смирись, что при полной луне твоя страсть к прекрасному перерастает в нечто зловещее, абсолютно подчинённое природе, слегка саркастическое…
– Да не снимала я этого! – взвыла Нинка. – Как бы я могла, если спала?
– Ну, ваши профессиональные штучки мне до лампочки…
– И очень зря, потому что сейчас они тебя касаются как никогда! Сравни с моими работами, разве я стала бы так халтурить?
Алиса внимательнее всмотрелась в снимки и нехотя признала:
– Да, это не рука мастера. С другой стороны, если мастер собирается кого-то напугать…
– А может, это мастера собираются напугать? Колись давай, зачем меня сюда притащила!
– Затем, что у тебя есть байдарка и иммунитет к выкрутасам Игоря. Ну кого ещё я могла позвать?
– Вернее – над кем ещё ты могла поиздеваться?
– Я тебя не снимала, – отрезала она. – И вообще… – Девушка запнулась и, не веря своим глазам, уставилась на очередную фотографию.
– Что вообще? – начала терять терпение Нинка. – Договаривай уже.
Алиса несколько раз моргнула, словно надеясь, что кошмарное видение исчезнет, но, не добившись результата, молча протянула камеру подруге.
– К-какого чёрта? – охнула та, практически рухнув на поваленное бревно.
Неизвестному фотографу не мешало бы посещать её уроки: в углу кадра виднелось тёмное пятно от пальца, и Алиса непременно высказалась бы о чьих-то кривых конечностях, но была вынуждена сосредоточить своё внимание на собственных – уютно сложенных под щекой. Подруга мирно дрыхла рядом примерно в той же позе.
* * *
– Артём, помоги мне с шашлыками.
– А приставка?
– А наказание?
– Какое ещё наказание? – очень удивился парень. – Знать не знаю, что за зверь.
– Вот именно это меня и беспокоит. Марусь, слезь с огурцов, пожалуйста.
Девочка послушно встала с пакета и зябко поёжилась.
– Мы что, действительно останемся здесь на ночь?
– Как в старые добрые времена.
– Когда у тебя не было денег даже на общагу?
Её брат громко фыркнул, но под строгим взглядом отца веселье прекратил.
– А что такого-то? Маруська права: когда это мы под открытым небом ночевали?
– Когда у тебя ещё не было приставки, – буркнул Герман. – Просто отнеситесь к этому как к школьному походу.
– К школьному чего? Мы с классом в Чехию ездили. Ты бы знал, если бы…
– Хватит! – Мужчина всучил сыну шампуры и демонстративно повернулся к костру.
– Да что с ними делать-то?
– Засунь в…
– Отец, как не стыдно!
– В воду. – Герман не удержался от лёгкой улыбки, но тут же посерьёзнел. – Промыть надо, я ими сто лет не пользовался.
– С тех пор, как у тебя не было денег даже на плиту?
Маруся хихикнула и повернулась к Марине:
– Хлеб тоже будем жарить?
Игорь за семейной идиллией наблюдал из прибрежных кустов, в которых усиленно притворялся заядлым рыбаком. Вообще-то в рыбной ловле он действительно разбирался, но тратить свои таланты на сумасшедших туристов совершенно не планировал, тем более что надолго странноватая экскурсия всё равно не затянется. Наступления темноты он ждал с возрастающим нетерпением; нервно косился на часы, отсчитывавшие минуты чересчур медленно, и активно посылал Алисе мысленные сигналы, суть которых и сам не до конца понимал. Пока всё идёт по сценарию, даже время удалось рассчитать почти точно, и если накладок не будет… Хотя откуда им взяться? Удовольствие от путешествия получает только Герман, да и то какое-то сомнительное. Его жена явно не в восторге и с каждым часом всё тревожнее всматривается в сумрачную чащу, дети своих эмоций даже не скрывают… После того, что случится ночью, они насильно запихнут неуёмного отца семейства на борт и больше никогда не воспользуются услугами проводника – будут сидеть в квартире за семью замками в обнимку с иконами и телефоном. Может быть, даже в Москву свою вернутся…
– А невеста у него была? – Маруся возникла за спиной настолько бесшумно, что Игорь едва не сверзился в реку и ехидно подумал, что иконами не мешает обзавестись не только приезжим экстремалам.
– У кого?
– У упыря этого. Вы про его семью ничего не рассказали.
– Жена была, но о ней мало что известно. Вроде из обедневшего дворянского рода: бесприданница, поэтому родители девушки на бесчинства зятя смотрели сквозь пальцы, радовались, что смогли пристроить.
– А она сама? Разве можно всё