Привалившись к подушке, Гордеев смотрел на черный лес, полосой уходивший назад, и вспоминал Еву. Она – на балконе, ослепшие глаза, словно мертвое лицо…

Спустя двенадцать часов, около полуночи, на перроне города Сурова его встретил угрюмый шофер, взял вещи, донес их до «Нивы»; Петр забрался в салон, и они поехали.

Долго тянулся пригород, за ним черные леса и поля, далекие огни…

Петр клевал носом. Встряхнулся он, когда недалеко от дороги сверкнул мутно-золотым осколком край гигантского озера. Среди черных крон деревьев вырос особняк, горевший окнами всех трех этажей. Бледно светилось маленькое окошко на островерхой крыше, темным треугольником разрезавшей ультрамарин ночного неба.

Они проехали озеро; затем был переезд, стали появляться дома, многоэтажные, но чаще – самые что ни на есть деревенские.

– Мохов? – спросил Гордеев.

– Он самый, – сухо сказал шофер.

Скоро машина остановилась у провинциальной гостиницы. Гордеев поблагодарил шофера и вышел. В единственном номере люкс на всю гостиницу было довольно уютно. Петр наспех разобрал вещи; между джемпером и нижним бельем в рамочке итальянского багета лежала фотография. Он и Ева. Свадебное путешествие, Крым, берег моря. Он обнимает ее, загорелую; челка коротко стриженных волос неровно прилипла ко лбу; она смеется, вся светится от радости. А за их спинами уже набегает гигантская черноморская волна…

В десять утра в гостиницу должен был приехать один из коммерческих директоров фабрики Иван Иванович Крохов. Гордеев к тому времени принял душ, позавтракал в маленьком кафе при гостинице и теперь смотрел новости.

На деле Крохов оказался здоровенным блондином, плечистым и улыбчивым. Пока Гордеев завязывал галстук, подтягивая узел к горлу, и надевал пиджак, Крохов ходил взад-вперед по гостиной, расхваливая свою фабрику и ее продукцию, а также начальника фабрики Федора Михайловича Дронова, его сноровку, чутье, умение работать с коллективом и клиентами. Голос Крохова был басовитым и мажорным, звучавшим на одной ноте. От него начинало звенеть в ушах и голове.

Когда Петр, открыв «дипломат», стал перелистывать необходимые документы, Крохов, остановившись у стола, сказал:

– Поразительно.

– Что? – обернулся к гостю Гордеев.

Вместо ответа Крохов взял фотографию, положил ее на широкую ладонь и спросил:

– Ваша жена?

– Да.

– Очень красивая.

Петр кивнул:

– Я тоже так думаю.

– А как ее зовут?

Гордеев захлопнул «дипломат»:

– Ева.

– Бывает же такое, – покачал головой Крохов и кивнул на фотографию. – В нашем городе жила девушка, как две капли воды похожая на вашу жену. Даже не верится… Она утонула.

Гордеев уже встал; снимая с вешалки пиджак, он обернулся:

– Утонула?

– Да, ее вытащили рыбаки. Браконьеры. Город у нас небольшой, многие друг друга знают. Говорили, хорошая была девушка. Моя сестра училась с ней в одном классе. Они дружили. Дашей, кажется, звали. У нас дома есть фотография их класса.

Петр не понимал, зачем блондин-здоровяк рассказывает ему эту историю.

– Поразительно, – повторил Иван Крохов, только заметив, что Гордеев уже стоит в дверях. – Ей-богу, – он вернул фото на место. – Через двадцать минут будем на фабрике, Петр Петрович, – и широко улыбнулся. – В аккурат.

Моховская бумажная фабрика находилась на окраине города. Уже были видны ее здания, когда блондин кивнул вправо:

– Эта церковь – наша гордость. – Старинная белокаменная церковь поднималась на холме, среди деревянных домов, редких каменных коттеджей и окружавших их фруктовых садов. – Семнадцатый век! Даже коммунисты не сломали. А теперь отремонтировали. Красота!

– Верно, – соглашаясь, кивнул Петр, оглядываясь. – Хорошо бы сфотографироваться рядом. Память будет о Мохове.

– Проще простого, – откликнулся Иван. – В часы культурной программы.

– А будет культурная программа? – спросил Гордеев, хотя не сомневался в этом.

– Ну так! – Крохов многозначительно улыбнулся и даже, кажется, собирался подмигнуть, но сдержался. – Шашлыки будут – пальчики оближешь. Мясо лично замачивал. Я в этом деле спец.

Договор был заключен выгодный для обеих сторон. Бумага из Мохова при добром качестве вышла недорогой и обещала фирме, где Петр Гордеев работал заместителем директора, хорошие барыши.

К берегу Волги ехали на «Газели» в составе руководства бумажной фабрики, хорошенькой секретарши генерального директора Зои и представителя фирмы «Папирус» господина Гордеева. В ногах Ивана Крохова стояло ведро маринованной свинины. Еще один молодой человек сторожил три картонных ящика, в первом из которых нервно и звонко подрагивала водка, во втором закипало шампанское, в третьем томилось красное и белое вино.

По дороге, едва справа показалась церковь, блондин вспомнил:

– Федор Михалыч, наш гость хотел сфоткаться на фоне храма. Да, Петр Петрович?

Гордееву было уже все равно. Он подустал, обсуждая договор, отступая и пытаясь настоять на своем, и теперь церковь его не очень волновала, но директор фабрики Федор Михайлович Дронов пробасил:

– Хорошая у нас церковь, Петр Петрович, я и сам с удовольствием составлю вам компанию… Ну-ка, Сережа, подъезжай ближе…

«Газель» притормозила у самой церкви. Гордеев выбрался за Федором Михайловичем, саданувшимся головой о мягкий потолок машины и наступившим Ивану на ногу; за ним выбрался и сам блондин, тайком косясь на крепко отмеченный ботинок, до того начищенный до блеска, а когда трое мужчин уже были на улице, туда же рванула и Зоя.

В руках Ивана Крохова появился айфон.

– Строиться, и потеснее! – бросил деловитый блондин.

Между мужчинами оказалась проворная Зоя, прихватив под локти своего шефа и Гордеева. Крохов навел на них аппарат, долго выравнивал перспективу, затем скомандовал:

– Внимание!..

Гордеев вздохнул, Федор Михайлович гортанно откашлялся, Зоя произнесла «чиз», и ее лицо загадочно осветилось изнутри.

Иван рявкнул:

– Снимаю! – и нажал на кнопку. – Готово, – опуская айфон, выдохнул Крохов.

Тут же откликнулся директор фабрики:

– Повтори, я, кажется, моргнул.

– А давайте я, Федор Михайлович, – неожиданно выпалила Зоя, – у меня всегда хорошо получается!

Пикник в сосновом бору на берегу Волги удался на славу. Вечером Гордеева отвезли на вокзал. Иван Крохов, раскрасневшийся, обещал охоту на уток, «которых в Мохове уйма», звал его приехать, да поскорее; по-дружески сжал руку, едва не сломав кисть, и Петр, сытый и умиротворенный, отбыл домой.

– Представляешь, – говорил он жене следующим вечером, когда они вернулись из ресторана и уже разделись, готовясь посмотреть телевизор и лечь спать, – в городке Мохове, где я был по делам, один человек сказал мне, что у них жила девушка, очень похожая на тебя. Как две капли воды… Она утонула несколько лет назад в озере. Ее нашли рыбаки.

– Утонула?

– Да, ей было около семнадцати.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – Ева насупилась. – Не люблю такие истории. – Она пожала плечами. – Ты мог бы догадаться.

Но Гордеев и сам не понимал, зачем рассказал жене.

– А потом? – неожиданно спросила Ева.

– Что – потом?

– Что с ней было,