Шрифт:
Закладка:
Рина швырнула книгу на кровать Альберта, укуталась в одеяло. Уснула она почти сразу и спала без снов, а открыла глаза, когда уже рассвело.
– Проспала! Или нет?
Обычно Рина пробуждалась от шума деревенских, но сегодня то ли слишком крепко спала, то ли было еще рано. Она одернула кухонную шторку и посмотрела в окно над столом, выходившее на восток. Небо было ясным и таким же золотистым, как и вчера вечером. Солнце поднялось над горизонтом только что, значит, городской рынок еще не открылся.
– Успею позавтракать! – сказала Рина часам и осеклась.
«Похоже, эта привычка со мной надолго…»
Собралась она быстро: на всякий случай легла спать сразу в одежде, которую приготовила в дорогу. Правда, ночью, спасаясь от жары, сняла большую ее часть, оставив только длинные белые шорты и голубую кофточку. Это были любимые Ринины вещи, но почему-то сейчас, в золотистом утреннем свете, она испытала смутную тревогу, глядя на них. И все же сомневаться было некогда – деревенские скоро поедут в город, а если пропустить все повозки, придется идти в Эрге пешком.
Рина быстро надела сверху темные брюки из плотной непромокаемой ткани, чтобы не было видно грязь, и осенний свитер толстой вязки – темно-серый с белыми и бордовыми ромбами. На ноги обула самые удобные походные ботинки, в душе скучая по ярко-красным мальчишечьим, в которых прошла такой трудный путь. Потом села за стол и стала жевать батон со сгущенкой, постоянно поглядывая на дорогу – не едут ли рыбаки?
Но никто так и не появился на извилистой ленте торгового тракта. Ни когда Рина позавтракала, ни когда еще раз перепроверила содержимое рюкзака, дополнив его новыми вещами на свежую голову.
Она открыла окно и вдохнула прохладу, пахшую морем и росой, посмотрела на лодки вдалеке. Большинство рыбаков давно причалили к берегу и привязали свои суденышки. Лишь те, что отошли дальше в море в надежде поймать рыбу там, где меньше охотников на нее, до сих пор гребли веслами в сторону деревни. Рынок у пирса, устроенный между лодочными сараями, выглядел оживленно. По главной улице шли женщины с корзинами, полными водорослей, у воды играли дети. Все было почти как обычно, но где же телеги?
Рина вздохнула.
«Ладно, просто спущусь и спрошу у них сама. Нет в этом ничего сложного. С больной ногой и тяжелым рюкзаком сто лет буду добираться».
И тут она услышала шум снаружи.
Кто-то ходил вокруг Букашки и тихо переговаривался.
«Колдуны?!»
Рина схватила первое, что попалось под руку – поварешку – и выглянула в окно. Но снаружи были всего лишь дети.
Выдохнув с облегчением, Рина открыла дверь фургона, и тут же от нее, как стая испуганных мальков, бросилась врассыпную группка мальчишек под предводительством того самого Радмира, которого Рина вчера вытащила из воды.
– Это она! – ткнул он в ее сторону грязным пальцем. – Я вам про нее говорил!
– Ты сказал, что она деревенская, – с сомнением выдал белобрысый мальчик, волочивший за собой сухую ветку. – А она городская!
– Она вчера не так была одета! – сконфузился Радмир. – Я подумал, что деревенская.
– А это твоя машина? – спросил третий, самый смуглый из всех, осторожно подходя к Букашке. – Можно посмотреть?
– Ну, можно, но только снаружи, – ответила Рина.
– Ого! Я первый раз вижу у нас в деревне такую машину! А вы вчера приехали, да? А надолго? – Мы уже давно приехали, – сказала Рина. – Уже две недели как.
– Неправда! – заявил Радмир. – Мы только вчера на этот холм наперегонки бегали! Тут никого не было! А потом я увидел, как ты плавала! А потом, когда мы с Сарой домой бежали, Коваль, – указал он на смуглого мальчика, – сказал нам, что на холме стоит желтый фургон.
«Выходит, Букашка появилась тут одновременно со мной? – догадалась Рина. – Иначе эти шкоды давно бы ее всю облазили».
– Мы в разных местах останавливаемся, – сказала она вслух. – Не только на этом холме. Мой папа – художник. Он пишет картины. Ему нравится ваша деревня.
– Она самая красивая в Хайзе! – заулыбался пухлый мальчишка с ямочками на щеках. – И рыба у нас самая вкусная!
– Кстати о рыбе, а когда ваши родители поедут на рынок улов продавать? Они же обычно рано выезжают.
– Так они давно на рынке! – удивился Радмир, указав в сторону деревни.
– Нет, я не про этот рынок. Я про городской. Когда они в Эрге поедут?
– А что такое Эрге?
– Это Мертвый город, он раньше так назывался. – Из-за куста появилась круглолицая сестренка Радмира.
– Уходи отсюда, пиявка приставучая! – закричал он. – Нечего за нами ходить! Иди вяжи свои куклы или маме помогай!
– Мама сказала, чтобы я за тобой смотрела! – возразила Сара. – Ты наказан вообще-то!
– Девчонкам тут не место! Подойдешь, я тебя поколочу! Ай! – Радмир подпрыгнул от подзатыльника Рины. – Эй, ты чего?
Он набычился, но на «городскую», которая была старше его, лезть побоялся. И к тому же друзья не простили бы ему упущенную возможность рассмотреть настоящий полумобиль с прицепом, который они уже облепили со всех сторон, как пчелы желтый ломоть медовых сот, восхищенно трогая колеса, толкая друг друга, чтобы посмотреться в боковые зеркала, хищно заглядывая в кабину, мечтая прикоснуться к рулю.
– Иди-ка сюда, Сара, – поманила ее Рина.
Девочка неуверенно подошла, улыбаясь.
– Как-как ты назвала Эрге?
– Мертвый город, – охотно повторила Сара. – Мама говорит, что там совсем никто не живет. И там рынок не работает, завод тоже давно закрылся. Мы туда торговать не ездим, только в Ли– столь раз в неделю.
Сердце Рины быстро забилось.
– А почему там никто не живет?
Сара пожала плечами.
– Мама говорит, что после Поветрия там почти все умерли.
«Совпадает! Кажется, я все правильно поняла!»
– А что ты знаешь о Поветрии? – попыталась Рина аккуратно расспросить Сару.
Девочка нахмурилась, ковыряя носком сандалии землю.
– Ну, это такая болезнь. От нее много кто умер.
– А какая именно?
– Чего ты к ней пристала? – неожиданно выскочил перед сестрой Радмир. – Ты совсем глупая? Про это нельзя говорить! Хочешь, чтобы колдуны тебя поймали и в пустыню выгнали?
Это звучало как детская страшилка из тех, которыми родители пугают непослушных детей, но у Рины все волоски на теле поднялись дыбом. И это был не тот далекий смутный страх, навеянный россказнями Альберта. А вполне настоящий, только на время забытый. Как будто
