Шрифт:
Закладка:
Когда служба подошла к концу, самые стойкие стали выстраиваться в очередь ко Святому Причастию. Остальные вышли из аудитории. Некоторые студенты приходили в институт позже, к десяти, посещая службы лишь по большим праздникам – на Пасху и Рождество.
Никос Венетис не пропускал ни одной литургии. Он вставал в очередь и с замиранием сердца ждал, когда его волос коснётся священная мантия.
После причастия все разбрелись по коридорам, и здание вновь стало походить на учебное заведение с обычными студентами. Ребята шутили, смеялись и толкались, где-то в сторонке стояли пары, держась за руки.
– Нико! – окликнул знакомый голос. – Привет, дружище!
Лукас Рэнгас был лучшим другом Никоса и сыном близких друзей его родителей. С детства он был очень крепким и упитанным мальчиком, весёлым и любознательным. Он выбрал факультет теологии из-за невысоких проходных баллов и за компанию с другом, но никак не из-за религиозных убеждений. К православию Лукас относился точно так же, как к любой другой теоретической науке. Он никогда не появлялся на утренних службах, предпочитая подольше поспать.
– Как дела, Лука? – обрадовался другу Никос. – Что нового? У тебя глаза, как будто бы ты опять всю ночь играл в компьютерные игры.
– А как, по-твоему, ещё мне отвлечься от мыслей о Кейси? Тебе-то хорошо, ты помолился – и спать. А я как только подумаю о твоей сестре, так аж зубы сводит от непристойного желания!
Если бы он знал, насколько Никос понимал чувства друга! Гормоны бились в его молодом теле, как необузданные жеребцы, и укрощать их становилось с каждым днём всё труднее. Но Никос готовил себя к принятию священного сана, и говорить на эту тему, даже с лучшим другом, ему было ужасно неловко.
– Почему бы тебе просто не пригласить Кейси в кафе? – ушёл от ответа Никос.
Кейси была его сестрой-близнецом и давним предметом обожания Луки.
– Ты с ума сошёл? Посмотри на неё и посмотри на меня! А теперь представь нас вместе. Представил? Здесь можно посмеяться. Не-е-ет, я сначала должен похудеть и подкачаться. За жиром моей чертовской привлекательности совсем не видно.
– Главное – не внешность, а душа, которая у тебя очень даже привлекательная, – поспешил успокоить Никос друга. – Уверен, что Кейси ты тоже давно нравишься.
– Конечно же нравлюсь, ещё бы, но только как брат. Особенно когда ей нужно поплакать в моё мягкое плечо при расставании с очередным нарциссом. Не подруге своей, той рыженькой, жалуется, а мне, понимаешь? Поди разбери этих девчонок, что им на самом деле от нас нужно!
При упоминании о новой подруге Кейси, весёлой зеленоглазой блондинке с факультета философии, резкая волна подкатила к солнечному сплетению Никоса, потом спустилась и приятно заплескалась в самом низу живота. Терпеть это было невыносимо. Парень вжался в стену и сцепил зубы. Потом сделал два глубоких вдоха-выдоха и, запинаясь, сказал:
– Слушай… Я к отцу Серафиму собирался… Давай после занятий увидимся?
Краснея и почти не дыша, Никос поспешил в другое крыло здания.
– Ага, давай! Увидимся! – услышал он за спиной слова Луки.
Духовный отец Серафим был прикреплён к Университету имени Аристотеля в качестве наставника студентам. Кому-то он был психологом, кому-то заменял старшего товарища, а кому-то даже отца. Старец с длинной седой бородой уже много лет работал со студентами, которые его очень любили и без конца забегали за советом или просто поболтать. Никос мог доверить старику практически все свои смятения и тревоги. Но об одной проблеме, сжигающей его девственную плоть, ему было очень тяжело говорить. Стыд, смятение и страх признаться в своём малодушии были сильнее его. От этого их разговор часто приобретал очень размытые очертания, лишённые всякого смысла.
Никос был самым младшим из четверых детей в семье Венетисов, даже по отношению к своей сестре-близнецу Касьяни, которая родилась тремя минутами раньше его. Дети росли в православной семье глубоко верующих и бесконечно любящих родителей. Старшая сестра Мария опережала Никоса в возрасте на пятнадцать лет и часто заменяла ему мать, когда та уезжала в другой город с очередной благотворительной миссией или просто путешествовала по святым местам. Ежегодное посещение бесчисленного количества монастырей и храмов Греции было для их семьи неотъемлемой частью жизни.
Вторым по возрасту шёл Ставрос, который был старше близнецов на шесть лет. Он любил командовать, спорить и всех поучать, как правильно следует себя вести, чтобы быть достойным христианином и всегда удостаиваться Божьей милости. Он был твёрдо уверен в том, что в воспитании можно и нужно иногда применять силу, и с удовольствием практиковался в этом на своём младшем брате Никосе. Отец, Михáлис, и мать, Де́спина, никогда не поднимали руку на своих детей, не повышали голоса и терпеливо пытались усмирить крутой нрав старшего сына.
– Любовь порождает любовь, а насилие может породить лишь новое насилие, запомните это, дети, – объясняла мать в детстве простые истины сыновьям и дочкам, поглаживая десятилетнего Ставроса по непослушным каштановым кудрям, когда тот слишком увлекался «воспитанием» маленького Никоса.
Его жестокость всегда шла параллельно с благочестием, что часто тревожило родителей.
Михалис Венетис, успешный и знаменитый архитектор в Салониках, и Деспина, получившая хорошее наследство от родителей – выдающихся профессоров, всю жизнь жертвовали крупные суммы на строительство храмов и поддержку монастырей. Их знали и уважали священнослужители, за них молились все, от дьяка до архиепископа страны.
Внешне Никос был очень похож на мать. Черные как угольки глаза с длинными густыми ресницами, бросавшими на лицо голубоватую тень, греческий нос с горбинкой и опущенные уголки пухлых губ. Его лицо таило некое очарование, тщательно скрываемое за внешней неряшливостью – растрёпанными волосами, спадающими на самые брови, и курчавой щетиной, тщательно маскирующей бархатную кожу на высоких острых скулах. Очки в широкой оправе прятали блеск в глазах. Парень избегал всяческих общений с противоположным полом, а девушки и вовсе не замечали его тихо передвигающуюся по университетским коридорам ссутулившуюся фигуру. Никос уже давно решил посвятить свою жизнь Богу и навсегда отречься от мирских благ. Ничего не давало ему большего счастья и умиротворения, чем непрестанные многочасовые молитвы. Они будто переносили его душу в другое измерение, оставляя на земле непокорное тело с неугомонными гормонами. Место, куда «путешествовала» в эти часы душа, по мнению Никоса, и было Раем. Словно Господь ждал его, время от времени дразня в подсознании картинками из Царства Небесного. Самой заветной мечтой первокурсника богословского факультета было когда-нибудь уединиться на святой горе Афон1 и стать монахом-отшельником, живущим в одиночной келье. Там ему удастся достичь наивысшей точки смирения и полного отрешения от мирских забот, оградить свою плоть от греха и людских соблазнов. А пока Никос боролся с настойчивой природой, и борьба эта была неравной. Подвергая себя лишениям, он верил, что совершает духовный подвиг, и чем мучительнее были его желания, тем сильнее было это ощущение. Самым страстным и самым страшным раздражителем была студентка с факультета философии и с недавних пор подруга его сестры по имени Афродита. Áфро2, как называла её Кейси, была настоящей златовласой бестией, с самыми пушистыми на земле ресницами и очень редкой для тех краёв белой кожей. Её соблазнительные формы, отличающиеся от современных худышек, притягивали взоры всех, от студентов до профессоров, вне зависимости от пола. Никос не мог не думать о ней. Афродита врывалась в его мозг внезапно – порывистым ветром, стихийным ураганом, кипящей волной – в самые неподходящие моменты дня. Даже находясь дома, во время вечерней молитвы или
