Решив, что мне нужно перебороть себя и выпустить пар, я не стала отменять встречу с Грейсоном, как хотела. Я жалею об этом решении.

Сейчас он прижал меня к стене в моей жуткой прихожей. Старинное бра украшает кроваво-красные стены, а между ними — десятки семейных фотографий разных поколений. Мне кажется, что они смотрят на меня, презрение и разочарование в их глазах, когда они видят, как их потомка собираются трахнуть прямо у них на глазах.

Работают только несколько лампочек, и они лишь освещают паутину, которой они полны. Остальная часть коридора полностью скрыта тенью, и я просто жду, когда демон из фильма «Злоба» выползет наружу, чтобы у меня был повод убежать.

В этот момент я бы точно споткнулась о Грейсона на выходе, и мне не стыдно ни на дюйм.

Он бормочет еще какие-то грязные вещи мне на ухо, пока я осматриваю бра, висящее над нашими головами. Грейсон как-то вскользь сказал, что боится пауков. Интересно, могу ли я незаметно подтянуться, вырвать паука из паутины и посадить его на спину Грейсона?

Это разожжет огонь под его задницей, чтобы он убирался отсюда, и он, вероятно, будет слишком смущен, чтобы снова заговорить со мной. Победа, победа.

Как раз, когда я собираюсь сделать это, он отступает назад, задыхаясь от всех этих сольных французских поцелуев, которые он делал с моим горлом. Как будто он ждал, что я лизну его в ответ или что-то в этом роде.

Его медные волосы растрепались от моих рук, а бледная кожа покрылась румянцем. Проклятие рыжеволосого, я полагаю.

У Грейсона есть все остальное во внешности. Он горяч как грех, у него красивое тело и убийственная улыбка. Жаль, что он не умеет трахаться и является полным и абсолютным придурком.

— Давай перенесем это в спальню. Мне нужно быть внутри тебя сейчас.

Внутренне я сморщилась. Внешне… я кривлюсь. Я пытаюсь притвориться, стягивая рубашку через голову. У него внимание как у бигля. И как я и предполагала, он уже забыл о моей маленькой оплошности и пристально смотрит на мои сиськи.

В этом Дайя тоже была права. У меня действительно отличные сиськи.

Он тянется вверх, чтобы сорвать лифчик с моего тела — наверное, я бы ударила его, если бы действительно сорвал его, — но замирает, когда громкий стук прерывает нас с главного этажа.

Звук настолько неожиданный, настолько сильный и громкий, что я задыхаюсь, сердце колотится в груди. Наши глаза встречаются в ошеломленном молчании. Кто-то стучит в мою входную дверь, и голос у него не слишком приятный.

— Ты кого-то ждешь? — спрашивает он, опустив руку на бок, похоже, расстроенный тем, что его прервали.

— Нет, — вздыхаю я. Я быстро натягиваю рубашку — задом наперед — и спешу вниз по скрипучим ступенькам. Заглянув в окно рядом с дверью, вижу, что крыльцо пустует. Я нахмуриваю брови. Опустив занавеску, встаю перед дверью, пока ночная тишина надвигается на поместье.

Грейсон подходит ко мне и смотрит на меня с растерянным выражением лица.

— Ты собираешься открыть? — тупо спрашивает он, указывая на дверь, как будто я не знаю, что она находится прямо передо мной. Я почти благодарю его за указания, просто чтобы быть ослом, но воздерживаюсь. Что-то в этом стуке заставило мои инстинкты включить красный код. Стук звучал агрессивно. Сердитый. Как будто кто-то изо всех сил колотил в дверь.

Настоящий мужчина предложил бы мне открыть дверь, услышав такой сильный звук. Особенно когда нас окружает миля густого леса и стофутовое падение в воду.

Но вместо этого Грейсон выжидающе смотрит на меня. И немного, как на дуру. Запыхавшись, я отпираю дверь и распахиваю ее.

И снова никого нет. Я выхожу на крыльцо, гнилые половицы стонут под моим весом. Холодный ветер колышет мои волосы цвета корицы, пряди щекочут лицо и вызывают мурашки по коже. Мурашки поднимаются по коже, когда я заправляю волосы за уши и подхожу к одному концу крыльца. Перегнувшись через перила, я смотрю вниз, на сторону дома. Никого.

На другой стороне дома тоже никого.

В лесу вполне может быть кто-то, кто наблюдает за мной, но я не могу знать, потому что там так темно. Если только сама не пойду туда и не поищу.

И как бы я ни любила фильмы ужасов, у меня нет никакого желания сниматься в одном из них.

Грейсон присоединяется ко мне на крыльце, его глаза сканируют деревья.

За мной кто-то наблюдает. Я чувствую это. Я уверена в этом так же, как в существовании гравитации.

Мурашки бегут по позвоночнику, сопровождаемые всплеском адреналина. Такое же чувство я испытываю, когда смотрю страшный фильм. Оно начинается с биения моего сердца, затем тяжесть оседает в глубине моего живота, в конце концов погружаясь в мое ядро. Я сдвигаюсь с места, мне не совсем нравится это ощущение.

Задыхаясь, я спешу обратно в дом и поднимаюсь по ступенькам. Грейсон следует за мной. Я не замечаю, что он раздевается, пока идет по коридору, пока он не заходит за мной в мою комнату. Когда я поворачиваюсь, он совершенно голый.

— Серьезно? — выдохнула я.

Что за гребаный идиот. Кто-то только что стучал в мою дверь, как будто дерево лично всадило занозу в их задницу, а он тут же готов продолжить в том же духе. Плюхается мне на шею, как будто выливает желе из контейнера.

— Что? — недоверчиво спрашивает он, раскинув руки в стороны.

— Разве ты не слышал то, что слышала я? Кто-то стучал в мою дверь, и это было довольно страшно. Я сейчас не в настроении заниматься сексом.

Что случилось с рыцарством? Я бы подумала, что нормальный мужчина спросит, все ли у меня в порядке. Узнает, как я себя чувствую. Может быть, попытается убедиться, что мне хорошо и я расслаблена, прежде чем засунуть в меня свой член.

Ну, знаете, осмотреть эту гребаную комнату.

— Ты серьезно? — спрашивает он, в его карих глазах сверкает злость. Они дерьмового цвета, как и его дерьмовый характер и еще более дерьмовая игра. Этот чувак дает рыбам фору, как же он плюётся, когда трахается. С таким же успехом он мог бы лежать голым на рыбном рынке — у него было бы больше шансов найти кого-нибудь, кто отвезет его домой. И этим человеком буду не я.

— Да, я серьезно, —