непременно импортном. Хотя само понятие импортное, в связи со сборкой мировыми автопроизводителями основных своих моделей в России давно уже стало проходным. И тем не менее люди находят деньги и на покупку, и на содержание своих железных коней. Люди беднеют, машины становятся дороже, но все странным образом совпадает в их желаниях.

Матвей давно уже не имел своей машины — хватало и тестевой старенькой «Тойоты», на которой они по очереди ездили на дачу. Да и не чувствовал он нужды и желания торчать в изматывающих пробках Москвы. Как-то так складывалось, что особо передвигаться по городу ему не было нужды — все необходимое находилось рядом…

Эх, Измайлово… При всей своей, честно сказать не очень крепкой любви к Москве, Матвей трепетно относился к двум ее районам — наполненному московским волшебством Останкино и зеленому, доброму Измайлово. И если в Останкине он любил просто гулять, особенно теплой ранней осенью, когда земля покрывается густым слоем павших дубовых листьев, а в воздухе ощущается тот тонкий, почти уловимый аромат старой Москвы, то в Измайлове он чувствовал себя просто дома. Выйдя из метро, проходил по узким, зеленым улочкам и попадал на Первомайскую улицу, где всегда останавливался, завороженно глядя по сторонам. Неширокая и тихая, застроенная разномастными домами всех времен и эпох, разделенная ровно наполовину двойным лезвием трамвайных путей она каким-то волшебным образом переносила Матвея совсем в другое место.

Не становилось шумной, суетливой Москвы, глох ее вечный гул, исчезало ощущение давления многих человеческих душ. И в наступившей тишине появлялась усадьба боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, брата Анастасии, первой жены Ивана Четвертого. Которого позже нарекут «Грозный». И еще деревенька вокруг — сонная, дремлющая в полудневной жаре.

Именно отсюда и пошел знаменитый российский род Романовых, тех самых, императорских. Владеющих этой самой деревенькой вплоть до перехода ее в Царский приказ.

Был еще Измайловский остров на Серебряно-Виноградном пруду, где юный Петруша, будущий основатель русского флота, на маленьком ботике совершал свои первые плавания. Этот ботик он бережно сохранил и даже перевез его в Санкт-Петербург. И называл не иначе как «дедушка русского флота».

Все это было в восторженных глазах Матвея. И даже каким-то неведомым образом проявлялось в современном бестолковом облике этого района. Москва для него всегда была местом соединения несоединимых понятий.

В этом районе Матвей и жил последние годы, стараясь без нужды не выезжать за границы столь любимого им места. Собственно говоря, это было нетрудно — дача тестя находилась недалеко. Сразу за МКАД существовал поселок Восточный, где в Горенском лесопарке так любили гулять Матвей с Антошкой.

Все это мелькнуло и пропало из озабоченной Матвеевой головы. Становилось все прохладнее, и он начал замерзать в тонкой куртке. Еще раз растерянно оглянувшись, он с облегчением заметил надпись на металлическом щите — «Линия 7. Проход к Центру». Сгорбившись и засунув руки под мышки, двинулся в нужном направлении.

Перед самым выходом со стоянки, где стояли совсем уж дорогие машины, в кармане Матвея зазвонил телефон. Мельком глянув на незнакомый номер, он поднес трубку к уху.

— Алле? Слушаю!

После небольшой паузы из динамика, раздался тихий, приглушенный голос.

— Ты принес деньги для выкупа? — и добавил уже совсем зловеще: — Если нет — мы убьем твоего друга…

Матвей с сомнением отодвинул трубку и еще раз глянул на номер. Неуверенно пробормотал.

— Ладно, Серый… хорош прикалываться…

Непонятность происходящего рождало неприятное чувство в животе. Из трубки тем временем жестко продолжали:

— Сергей в наших руках! А его жизнь — в твоих… Медленно повернись… так. Покажи руки…

Неожиданно для самого себя Матвей понял, что боится. Сюрреалистическое ощущение — внешняя обыденность окружающего мира и грозные, невозможные слова из телефона. Наверное, это происходит не с ним? Откуда это ощущение одновременно пустоты и холодного липкого комка внутри? Он — просто человек, идущий на встречу к однокурснику. Никогда не имеющий проблем с полицией и властями. И все же — какая-то мелкая, виноватая часть его естества задрожала и эта противная, стыдная дрожь передалась всему его телу.

Он медленно повернулся и увидел свое растерянное отражение в тонированном окне стоящего на обочине автомобиля. Матвей не успел разглядеть марку машины, да и было совсем не до того. Презирая себя, он протянул руки вперед. Стекло медленно поехало вниз.

Из темной глубины салона на Матвея выдохнул клуб табачного дыма и густой смех. Еще ничего не понимая, он нагнулся и заглянул внутрь.

На заднем сиденье, тесно сомкнувшись сидели друзья Матвея — Серый, Ганс и еще кто-то, неузнаваемый в полумраке. Увидев их смеющиеся рожи, Матвей с шумом выдохнул долго сдерживаемый грудью воздух и помотал головой.

— Вот балбесы…

Смеющийся Серый, огромный и уже основательно пьяный, высунулся из окна и, тыча пальцем в грудь Матвея, заревел.

— Матюха! Ты лох!!!

Было так радостно видеть эти родные лица. После пережитого напряжения пришло расслабление — Матвей с силой обнял вылезшего из машины Серого и довольно болезненно двинул ему в бок, тот осекся, охнул, но продолжал смеяться.

Бар «Мясникофф» был полон. Клубы серого табачного дыма, иногда пахнущего совсем не табаком, постоянно перемешивались бродящими туда-сюда суетливыми посетителями. Громкая музыка, в стандартном для таких питейных заведений репертуаре, то и дело прерывалась громким смехом многочисленных компаний, сидящих в отделенных друг от друга тонкими перегородками кабинках. Взмыленные официанты, в форменных передниках, ловко уворачиваясь от не совсем трезвых клиентов, разносили в больших стеклянных стаканах пиво и немудреные закуски.

Было понятно, что в это место, во всей своей красе пришла та самая, так ожидаемая некоторыми слоями нашего общества, «пьяная пятница». И встречали ее люди самых разных классов и сословий. Компания «белых воротничков» тесным кружком сидя вокруг сверкающего кальяна, по очереди причащались к его сладкому дурману. Откровенно гопотистая банда, в спортивных костюмах, накачивала себя пивом, под столом доливая «беленькой». Туда тревожно поглядывал стоящий у выхода здоровенный вышибала, безошибочно угадывая причину будущих проблем.

Компания Матвея заняла самый дальний столик. Уже было выпито немало, и разговор прихотливо плутал вокруг да около, постепенно приобретая явственную круговую циркуляцию. Матвей, блаженно откинувшись на спинку дивана, по старой своей режиссерской привычке, сквозь дым наблюдал за людьми. Глядя на размытые лица, пытался угадать их явные и тайные стремления и желания. Этому его научила жесткая муштра театрального института- актерская школа Мастера, который требовал от своих студентов историй обо всех встреченных людях, разгадывая и разбирая на занятиях их тайный мир. Матвей только много позже понял и оценил этот драгоценный подарок — умение видеть живых людей, чувствовать их миропонимание.

Он