В заключении и эпилоге мы сводим воедино все наши выводы и призываем к дальнейшему взаимодействию с изложенным здесь подходом. В частности, наша цель - расширить современное понимание войны за пределы узкой проблематики, связанной с ИИ, машинным обучением и кибератаками. Для этого мы стимулируем более тесное дисциплинарное взаимодействие между теми, кто работает в области изучения войны, и теми, кто думает о медиаисследованиях. Мы надеемся, что все это поможет нам понять, как мы можем познать войну в современных условиях.

Таким образом, Radical War побуждает нас вновь задуматься о взаимоотношениях между войной и медиа в контексте вычислительных инфраструктур планетарного масштаба XXI века (см. Приложение). Отношения между войной и обществом изменили конфигурацию благодаря умным устройствам. Эти изменения ускоряются благодаря непрерывному процессу информатизации (см. Приложение). Это проявляется в том, как общество и государство взаимодействуют друг с другом, опосредуя наше внимание и бросая вызов давно устоявшимся представлениям о взаимоотношениях между людьми и войной, историей и памятью.

На протяжении последних двух столетий прусский философ войны Карл фон Клаузевиц помогал нам понять, как Французская революция высвободила национальные страсти и произвела революцию в военном деле (Paret 2004). Она не была обусловлена технологиями, а возникла в результате взаимодействия социальных, экономических и политических факторов (Howard 2001). Однако с 2001 года отношения между политическим насилием, обществом и "умными" устройствами изменили наше понимание и смысл войны. В XXI веке смартфон позволяет мобилизовать население, заменяя винтовку в качестве оружия для тех, кто участвует в массовых войнах. Умные устройства, приложения, архивы и алгоритмы отстраняют стороннего наблюдателя от участия в войне. Это разрушает иерархию до такой степени, что мы становимся либо жертвами, либо преступниками. Различия между зрителями и актерами, солдатами и гражданскими, медиа и оружием теряют смысл. В этом контексте триединство Клаузевица - государство, народ и вооруженные силы - становится неактуальным. Клаузевиц не может помочь нам понять, как это произошло. Сегодня мы живем в условиях последствий этой постклаузевицевской эпохи войны, эпохи, которую мы назвали Радикальной войной.

Конечно, существует множество исторических прецедентов, которые предшествовали аргументам, приведенным в этой книге. Однако наши выводы приводят нас к заключению, что нам необходимо переписать то, как мы познаем и понимаем войну. Привычные нам теории войны могут завести нас лишь очень далеко. Мы не утверждаем, что способность государства порождать насилие не важна. Скорее, мы хотим выйти за рамки интерпретаций, ориентированных на государство, и перейти к системе, учитывающей изменившиеся отношения между технологиями, участием и войной.

Современная война - это явление, которое осмысливается с помощью цифровых, подключенных устройств. Это не отдельная область, а неотъемлемая часть того, как мы понимаем саму войну. В книге "Радикальная война" мы не представляем полную теорию войны в XXI веке. Мы используем язык настоящего, потому что не можем предсказать будущее. Представленная здесь модель помогает наметить контуры разрозненного опыта войны в расчете на то, что наша схема внесет свой вклад в продолжающиеся дискуссии и дебаты.

РАДИКАЛЬНАЯ ВОЙНА.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Радикальная война - это непосредственное и постоянное взаимодействие между связанными технологиями, человеческими участниками и политикой насилия.

Политическое насилие - это "применение силы для достижения политической цели, которое совершается для улучшения положения человека или группы, определяемого их политическим положением в обществе" (OECD 2016).

Эта форма войны больше не ведется по приказу и под контролем национальных государств. Главными действующими лицами становятся технологи, профессионалы насилия, негосударственные субъекты, корпоративные организации и подключенная масса пользователей цифровых и социальных медиа. Война больше не сводится к тому, чтобы заставить врагов выполнять волю государства. Теперь война - это главным образом управление вниманием населения и различных аудиторий, где воля населения - это постоянно меняющееся зрелище мнений и восприятий, которые выплескиваются и перетекают друг в друга, независимо от того, выражены они в Интернете или нет.

Радикальная война "радикальна" тем, что искажает представления о взаимоотношениях между СМИ, военными и политическими последствиями войны. Радикальная война всегда рассматривается через призму информационных инфраструктур, которые сами по себе непрозрачны и малопонятны даже тем, кто их создал. Радикальная война - это "война", поскольку она связана с политическим насилием, часто с непредвиденными результатами. Выявление того, как и почему происходит насилие, скрыто системами, которые делают его возможным.

Радикальная война ведется в боевом и информационном пространстве, которое мы называем новой экологией войны (см. Приложение). Новая экология войны - это среда, в которой мобильные, подключенные устройства, такие как смартфон, позволяют цифровым индивидам (см. Приложение) обмениваться и создавать контент, способный влиять на политику и приводить к летальным последствиям. Эти цифровые личности могут быть представителями государства, но могут действовать и независимо от правительств, военных и MSM.

Фиксированная широкополосная связь существует в одних странах и отсутствует в других. Некоторые медиаэкосистемы опираются на социальные сети, а другие - нет. Таким образом, возникает множество новых экологий войны, каждая из которых имеет свои ограничения и возможности, пользовательский опыт, политическую, военную и общественную динамику. Даже если у некоторых людей нет доступа к интернету, эти новые экологии войны все равно влияют на наше восприятие и понимание войны.

Цифровые индивиды могут добровольно участвовать в войне, а могут - в силу того, что подключены к сети. Радикальная война предполагает участие в ней всех желающих через создаваемые ими данные. Это устраняет стороннего наблюдателя из войны и разрушает отношения между аудиторией и актером, солдатом и гражданским лицом, медиа и оружием.

Радикальная война сжимает опыт войны в интенсивное зрелище, в котором местные, национальные и транснациональные нарративы и идентичности вступают в новый конфликт. Это усиливается и становится возможным благодаря поразительной агитации истории и памяти о прошлых войнах, многие из которых теперь доступны через архивы социальных сетей и поисковые системы. В этой так называемой "пост-доверительной" среде общая реальность фрагментируется, а контрпропаганда порождает сомнения, неуверенность и теорию заговора.

Радикальная война снимает и уменьшает границы конфликта, уплощая наш опыт и насыщая наши чувства. Сводя актеров и зрителей к одному уровню участников, "Радикальная война" устанавливает иерархию насилия (см. Приложение) между теми, кто активно и теми, кто невольно участвует. Эта иерархия гарантирует, что люди способствуют насилию независимо от их политических предпочтений или личного выбора. Это способствует созданию Радикальной войны, где массовое участие перетекает в войну всех против всех.

ВОЙНА И ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ВОСПРИЯТИЯ

Геймеры держали в руках геймпады. Они смотрели прямые трансляции игр на Twitch, сайте обмена видео, принадлежащем Amazon и предназначенном для киберспортсменов. Социальные сети шумели. У Facebook была сенсация. Что же транслировалось на