чувства. Просто он был ближе. Толстый, гладко выбритый, коротко стриженный мужчина с цепкими глазами, которые наверняка замечали любую мелочь. Заметят и отличия от меня прежнего. Надо сразу отыгрывать амнезию. Да и отыгрывать не придется — я понятия не имел, что здесь произошло. Последнее, что я помнил, нашу глупую драку с Рикардо, в которой, кажется, никто не выжил.

Поначалу я попытался развязать узел на руке несостоявшейся жертвы, но тот был выполнен на совесть и не поддавался, поэтому я наклонился и отнял кинжал у ближайшего трупа, выглядящего так, как будто его сначала поджарили, а потом нарядили в богатый балахон. Кинжал явно был ритуальным, с массой закорючек как на клинке, так и на рукояти, но для моей цели прекрасно сгодился. Вскоре толстячок, оказавшийся мне примерно по плечо, торопливо куда-то зашуршал, а я подошел ко второму.

— Страшновато, дон Алехандро, видеть вас с такой штуковиной в руках, — хохотнул он. — Так и кажется, что опустится она прямо в меня.

Выглядел он на лет сорок, и лишним весом не страдал. Напротив, был поджарым, как волк весной, и с кучей шрамов. И взгляд у него был ничуть не менее цепким, чем у толстячка. Следил он за мной пристально, как будто мог помешать, если я задумал что-то плохое. Чтобы его успокоить, я первым делом срезал веревки с рук, с ног он срезал сам.

Первый мной освобожденный вовсю копался в куче одежды, из которой выудил рясу. Не король, значит, не король. Меня это скорее обрадовало — не слишком приятным типом он казался. Рясу он повесил на руку и принялся рыться дальше, пока не извлек тонкого полотна нижнее одеяние и толстый витой шнур желтого цвета. Были ли там золотые нити? А черт его знает, я не столь силен в распознавании драг металлов, особенно на расстоянии.

— Надо бы и нам одеться, дон Алехандро.

— Если моя одежда там, то я ее не определю, — кивнул я на кучу. — У меня такое чувство, что мне вскипятили мозги и напрочь оттуда все выжгли.

— То есть?.. — удивился мой собеседник.

— То есть я ничего не помню. Ни где я, ни кто я. Ни что случилось. Вас я тоже не помню.

— Бог в милости великой выжег из вас скверну, но оставил связную речь и способность мыслить, — почти пропел священник. Нет скорее, монах. Ряса была серенькая, самого простого покроя, но добротная и подпоясывалась тем самым богато выглядящим шнуром. — Зато даровал спасение и вам, и нам. Серхио, помоги избранному орудию божьему найти его одежду.

— Дон Серхио… — начал было я.

— Какой из меня дон? — хохотнул он. — Видать, дон Алехандро, вы и вправду все забыли.

Говоря это, он споро рылся в одежде, которая принадлежала жертвам. Лохмотьев там не было, но и особой дороговизной одежда не блистала. Тот камзол, который мне вручили в качестве моего, никак не мог принадлежать принцу, разве что только совсем нищему. А шляпа — это была отдельная боль. Поношенная и с облезлым пером. В таком виде принцу, даже бедному, ходить неприлично.

— А я? Кто я?

— Дон Алехандро Торрегроса, — пояснил монах. — Род старинный, но не слишком успешный. Вы вторым сыном были.

— Был?

Чувствовалась работа закладки старикашки: голос почти восстановился, движения тоже становились все более плавными. Хотя я и продолжал себя чувствовать персонажем какой-то дикой компьютерной игры, но говорил и двигался с каждой минутой все увереннее.

— Теперь, после случившегося, я затрудняюсь с определением вашего статуса. Возможно, вашим родным будет лучше объявить вас умершим.

— А что здесь случилось?

— Пытались провести ритуал передачи, — сказал опять же монах. — Но что-то пошло не так, и в результате вы уничтожили старшего королевского сына.

— Я уничтожил? Каким образом?

— То известно только всевышнему, которому не нравятся богомерзкие чародейские штучки. Нам нужно выбраться отсюда и заявить протест, в связи с использованием запрещенных ритуалов.

— Кому заявить, падре Хавьер? — прищурился Серхио.

— Королю Мибии, разумеется. Его подданные творят беззаконие.

— Без его ведома?

Прежде чем ответить, монах смерил вопрошающего презрительным взглядом и надел на шею взятую со стола толстенную золотую цепь, на которой висело изображение солнца. Весьма недружелюбного солнца, надо признать. Веяло от него не благодатным теплом, а иссушающим зноем.

— Разумеется, с его. Но если он думает, что главу альварианцев можно безнаказанно принести в жертву, чтобы добавить своему сыну мозгов, то это означает, что мозгов не хватает ему самому. Ни на кого здесь больше не влияют менталисты, поэтому оставшиеся на судне солдаты будут выполнять мои приказы.

— Сомневаюсь я в этом, падре Хавьер.

— А ты не сомневайся, сын мой. Верь во Всевышнего. Один раз он отвернулся от меня, чтобы умерить мою гордыню, но сейчас взгляд его опять направлен на нас.

Как-то не слишком получилось у местного бога умерить гордыню этого своего почитателя. Серхио, видать, тоже так подумал, потому что пробормотал под нос: «Посмотрим. Одно точно, живым я им больше не дамся», потом нагнулся и вытащил саблю из ножен у одного из тех, кто не был случайной жертвой, поскольку был и при мундире, и при оружии.

Его пример оказался заразителен, и я тоже вооружился. Оружие было непривычным, но чем я только не фехтовал за эти годы — приноровлюсь и к этому. Я взмахнул пару раз, чтобы прочувствовать, как оно лежит в руке. Лежало неплохо, но главное — внушало уверенность.

— Идут, — насторожился Серхио и сделал пару плавных шагов к проему, за которым виднелась лестница. Похоже, находились мы где-то в подвале, поскольку не светилось даже завалящей щели на улицу, а освещение было за счет шаров на стенах.

— Говорю я, а вы не мешаете, — важно сказал падре и встал прямо напротив лестницы.

Серхио же пристроился не рядом с ним, а чуть дальше, чтобы оставить возможность для маневра. Я решил, что он точно разбирается больше меня в происходящем, поэтому просто скопировал его позу, но с другой стороны.

— Всевышний дал знак, — возопил падре, стоило нашим противникам появиться в зоне видимости. Троица в мундирах, один из которых был богато украшен — явно офицерский. А еще все трое были с обнаженными саблями в руках, отчего мне сразу показалось, что идея нашего миролюбивого товарища обречена на провал. — Вы, погрязшие в грехе, должны раскаяться. И тогда милость Всевышнего снизойдет и на вас.

На одно красноречие падре не полагался — с его рук сорвались еле заметные золотистые спирали, устремившиеся ко всем трем военным одновременно. Вот только у тех был иммунитет к Божьему слову, потому что при контакте с телами спирали осыпались пылью, а потом пыль и вовсе развеялись.

— Что с Его Высочеством? — спросил офицер.

— Пал от гнева божьего, что случится и с вами, если вы не покаетесь прямо сейчас.

Покаяние в исполнении офицера оказалось довольно странным. Он с такой силой ткнул падре саблей, что я ожидал увидеть окровавленный кончик с другой стороны тела. Но тело оказалось слишком тучным, насквозь не проткнулось и грузно осело, когда сабля из него извлеклась.

— Вы двое можете сложить оружие, и тогда я гарантирую вам жизнь.

— Аккурат до попадания в руки дознавателей? — глумливо спросил Серхио.

— Разумеется. Смерть Его Высочества должна быть расследована.

Серхио крутанул саблей и заявил:

— Лучше умереть здесь и сейчас от честной стали, чем там от пыток.

— Дон Торрегроса, вы же не последуете дурному примеру вашего товарища по несчастью?

— Дурные примеры заразительны, знаете ли…

— Луис, мальчишка на тебе. Если сложит оружие, не убивай, — бросил офицер, не обращая никакого внимания на хрипящего у его ног падре Хавьера, и направился к Серхио, сделав знак следовать за собой второму солдату. — А этого возьмем живым. Если он так боится дознавателей, он с ними непременно встретится.

Дальше я не смотрел, потому что ко мне направился, поигрывая оружием, усатый до неприличия солдат, который с глумливой усмешкой сказал:

— Не бойся, дитятко, даже если сабельку не бросишь и не сдашься, больно не будет. Раз — и ты уже у престола Всевышнего в хорошей компании. Сам глава альварианцев с тобой — ты, поди, и не мечтал о такой чести?

— Пожалуй, уступлю эту честь вам.

— Аха-ха, — взоржал он. — Это лучшая шутка за сегодня. Странно, что ты вообще сабельку за правильный конец взял. Ты ж у нас поэт.

Он сделал пробный выпад, я его отбил, что отдалось не только в руке, но и по всему телу, которое раньше, похоже, действительно не фехтовало. Значит, надо поторапливаться, потому что длительное развлечение я не выдержу. Поднырнув под удар, я резко ткнул, куда удалось достать — в бедро. В руке непривычное движение отдалось