Анатолий Корделиев, скептик среди теоретиков, настоял на том, чтобы внутри корпуса спутника, внутри капсулы, где сидела бы или лежала Лайка, встроили шприц с ядом, который, в случае неполадок со спутником, вводился бы под шкуру животного и мгновенно бы его убивал. Однако это устройство не сработало. Когда пришло время применить этот механизм, техника внутри капсулы не среагировала на радиокоманды станции управления. На протяжении долгого времени измерительные приборы, к ужасу многочисленных свидетелей на станции управления полетами, регистрировали, как там, наверху, преданный друг человека жадно ловит остатки воздуха (нестерпимо!), испытывает муки голода и жажды, не понимает, что с ним происходит. СОБАКУ ПРЕДАЛИ. Если бы предки Лайки, по своей воле заключившие пакт с людьми, узнали бы о том, какая судьба уготовлена их потомку, они бы держались подальше от пещер и шалашей, а сама Лайка никогда бы не пришла в ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК добровольно. И ни один собаколов не смог бы ее, умудренную опытом дворнягу, поймать.

В космосе земля никогда не проходит одну и ту же точку дважды

Космическую музыку небесных тел, ведомых Солнцем сквозь космическое пространство, Е. Ф. Шубалов картировал в тысячелетней башне на Кавказе, где на застекленной террасе был установлен его современный телескоп. На наблюдательном посту всегда холодно. Четырех крошечных печек недостаточно даже для того, чтобы согреть ноги астронома. Рядом с монтировкой телескопа – четыре стола, заваленных бумагами с данными по звездам. Шубалов закончил записи об общем и собственном движении Солнечной системы вокруг Галактического центра Млечного Пути в 1937 году, до того, как сотрудники НКВД арестовали его и, продержав некоторое время в карцере, безо всякого на то основания, в нарушение всех законов – звезды не могли бы так поступить, не сойдя при этом со своих орбит, – расстреляли без суда и следствия.

Земля, вслед за Солнцем и остальными планетами Солнечной системы, бороздит Млечный Путь, и при этом за 21 оборот вокруг его центра она ни разу не прошла одну и ту же точку дважды. Однажды она приблизилась к одной из своих прежних орбит на три парсека. За ней по пятам – на некотором расстоянии – следовал невидимый попутчик, так называемый КОРИЧНЕВЫЙ КАРЛИК, недоразвитый, вследствие небольшой массы, брат Солнца, способный, однако, словно метающий молнии Зевс, привести в движение отряд комет, ожидающих своего часа в Облаке Оорта. Гравитационный шок, вызываемый темным попутчиком, подталкивает их в сторону Солнца; импакты, катастрофы, столкновения с небесными телами, пережитые Землей, относятся к тем периодам, когда это ВТОРОЕ СОЛНЦЕ приближалось к нашей планетарной системе.

Внутренние колебания огромных озер

Обычно внутреннее колебание Байкала, пишет доктор Лермонтов, составляет 54 минуты, словно аккорд, возникающий из наложения обертонов, оно складывается из волн длиной 36 и 19 минут. Когда южный атмосферный фронт приносит с собой бури, вода вздымается на три метра и упирается в небо.

На глубине 1600 метров самое большое пресноводное озеро на планете заархивировало собственное движение 1917 года (в виде донной волны), ритм которого был запечатлен учеником великого Шостаковича, дерзким Симоновым в ФУГЕ ДЛЯ ДЛИНЫ ДВУХ ВОЛН И ДВЕНАДЦАТИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ ОБЕРТОНОВ, op. 182b. Отсылка к 1917 году возмутила критиков. Внутреннее движение Байкала, говорили они, – это система, которой несколько миллионов лет, а значит, и след донной волны 1917 года – это всего лишь запись одного из эпизодов в истории озера. Его‐то мы и слышим в электронном опусе Симонова. В 1928 году Мессиан, опираясь на сейсмические показатели шторма в Тихом океане у острова Ниуэ, когда волны достигали четырех метров, сочинил «Глыбу воды».

– Написать такое, пожалуй, немногого стоит?

– В этом опусе нет ничего точного. Научные данные дали большому композитору повод для вдохновения.

– Которое к нему пришло бы и так?

– Откуда же нам это знать? Он наглядно представил себе вздымающиеся волны, а затем обратился к цифрам сейсмографов, измеряющих не только силу подземных толчков, но и силу водного удара.

– На досуге?

– Ну да, забавы ради.

– Как и подобает хорошей музыке.

– Качественной музыке.

– А музыку Симонова вы такой не считаете?

– Не его сочинение182b.

– Почему не оно?

– Это просто громыхание.

– И что он хочет в нем изобразить?

– Гигантский подводный водопад в проливе между Гренландией и Исландией. Там колоссальные массы воды низвергаются на глубину в тысячи метров, это самый мощный водопад на земле.

– Подводная лодка, оказавшись в районе этого водопада, будет мгновенно им раздавлена?

– Несомненно.

– И это делает музыку Симонова драматичной?

– Так ее воспринимают. По концертному залу как будто проносится Дикая Охота. Это «стремительная музыка».

– У слушателей стынет в жилах кровь?

– По залу словно пролетает электронный сонм призраков. Никому не нравится, но это производит впечатление.

– А подводные лодки никогда не приближались к тому водопаду?

– Нет, капитанов же предупреждают.

– Водные массы достигают морского дна, выбивая там огромную яму?

– Нет, внизу их останавливает более теплое течение. Образующийся в результате поток можно проследить вплоть до Большой Ньюфаундлендской банки.

– И как же ухо Симонова, или его мозг – чем он там сочиняет, – получил конкретное впечатление об этом водопаде?

– Ему подсказало воображение.

– Неужели этого достаточно?

– Для музыки – да.

– Имеет ли это музыкальное произведение хоть какое‐то отношение к внутренним колебаниям озера?

– Вообще никакого.

Непригодность горилл для цирка и дрессуры

Юрий Эдуардович, выходец из династии дрессировщиков Дуровых, которым Россия обязана многими ошеломительными цирковыми номерами, в 1925 году попытался обучить цирковому номеру гориллу, купленную им за границей. Несмотря на свои размеры, животное не выглядело внушительно – оно сутулилось, и поэтому казалось на голову ниже циркача. Кроме того, обезьяна отворачивалась от Дурова, когда тот пытался установить с ней визуальный контакт – «привязать ее к себе взглядом», зрачок к зрачку, ведь он привык передавать гипнотические потоки собакам и львам – это был его конек. Впрочем, зверю вообще не хватало понимания того, какое впечатление он производит на окружающих и почему. Животное должно делать нечто, способное удивить публику. Примат же неподвижно сидел на арене, в опилках, до тех пор, пока не приходило время кормежки. Он даже ни разу не прилег, чтобы поваляться на мягком покрытии цирковой арены.

Дуров хотел приковать большую обезьяну к колонне, чтобы намекнуть зрителям, что от животного исходит опасность. Для этого, однако, горилле нужно было хотя бы скалить зубы. Та же сидела совершенно флегматично; огромной, готовой к нападению, способной вызвать фурор у многотысячной публики она выглядела лишь на огромном плакате, придуманном Дуровым. Сестра Дурова попробовала занять гориллу в номере