Я глубоко вздохнула.

– Знаешь, когда шутишь, ты нравишься мне больше.

– Я никогда не шучу, моя радость.

– Перестань меня так называть!

– Как скажешь.

Я помолчала.

– Давай просто закроем окно.

– Там не закончили.

– Это не повод торчать под дождем.

Он не ответил. Я заставила себя выпустить кольцо и захлопнула окно, чуть не заехав Лестеру по лицу. Хватит. Нет тут никакой старушки. Мертвые лежат в земле и не могут причинить зла живым. А слепые не видят того, что происходит за окном.

Я вгляделась в темноту кухни. Ничего, кроме очертаний дверец и шкафчиков.

– Тут никого нет, – вслух произнесла я.

Лестер повернул ко мне голову. Сверкнувшая в этот момент молния озарила его лицо – белое, как у мертвеца.

– Что-то не сильно ты боишься.

Я снова покрутила кольцо.

– Нам с тобой под силу выдумать чудовище под кроватью и оживить его. Разве это не нас следует бояться?

– Только ты в отличие от меня, если сделаешь это, навеки распрощаешься с остатками своей души, – назидательно уточнил Лестер с видом профессора, словно не был залит водой с головы до пят. – Как там твое чудище, кстати? Что ж ты его, беднягу, одного оставила в небытии, а сама вернулась?

Да он издевается!

– Как будто ты не знаешь! – вскипела я.

– Не ведаю.

– Брось, Лестер. Я здесь. – Я подалась вперед и чуть не наступила ему на ногу. – А его нет. Совсем нет. Понимаешь?

Лестер криво усмехнулся краешком тонких губ. Помедлил, перебирая в воздухе пальцами, словно перелистывал книгу.

– Может… Может, просто хочу это услышать из твоих уст.

Даже слепой и беспомощный, он был настоящей чертовой прорицательницей. И знал меня лучше меня самой.

Хотя он был выше, я смогла заглянуть в его слепые глаза.

– Я его убила.

Новый раскат грома сотряс кухню.

Глава 2

После ливня квартиру поглотила тишина. Наум задремал под столом, Лестер так и сидел на кушетке. Уходить он явно не собирался. Я наглухо закрыла окно, вытерла натекшие лужицы, включила свет и, прикинув, что на одном чае до конца дня не продержусь, все-таки пошла заказывать пиццу.

Пока ехал курьер, Лестер закидывал меня вопросами, ответы на которые наверняка давно прекрасно знал.

– И ты пошла туда одна-одинешенька? Ночью? В этот ужасный старый дом из гнилых досок? – в притворном ужасе спрашивал он, длинным пальцем щекоча Науму розовое пузо с облезшей шерстью. Каждый раз кот пытался схватить его за палец, и каждый раз слепой умудрялся вовремя отдернуть руку.

Я домыла последнюю тарелку и выключила воду. Теперь хоть будет из чего есть пиццу, а то все стояли грязные.

– С Костей.

– Ах, с Костей!.. – многозначительно повторил Лестер, и мне послышался упрек в его голосе. Или это все еще была издевка? – Бедный мальчик! А напомни-ка мне, сколько вы были знакомы? Месяц?

Насколько я знаю Лестера, ему плевать на людей. Слишком давно он живет на свете. А меня выделяет только потому, что я на него похожа. Значит, тут что-то другое.

– Два месяца. – Я принялась вытирать тарелки.

Обсуждать события той ночи мне хотелось меньше всего. Я столько раз описывала их на тех серых ломких листах, которые раскидал Наум, что еще один просто сведет меня с ума. Может, предложить Лестеру прочесть их самому?

Только ему придется перестать прикидываться слепым.

– А что теперь?

– В смысле?

– Ну, что ты теперь будешь делать? – как ни в чем ни бывало поинтересовался Лестер.

Я пожала плечами. Не обсуждать же с ним свои планы на поступление.

– Могу тебе сказать, чего я делать точно не буду… – решительно начала я, но тут в дверь снова позвонили.

Лестер напрягся.

– Это кто?

Я посмотрела на часы.

– Доставка, наверное. А что?

Он откинулся на кушетке и закинул ногу на ногу, напомнив себя прежнего: вальяжного аристократа, прекрасно знающего, как повернуться и встать так, чтобы выглядеть неотразимо.

– Ничего. Совершенно ничего.

Я смерила его взглядом и достала из сахарницы свернутую пятисотрублевую купюру. В дверь снова позвонили.

Убедившись, что это и правда курьер, я открыла. Парень в оранжевой футболке и такой же кепке, низко надвинутой на глаза, протянул мне исходящую паром картонную коробку. Но стоило мне принять ее, как он скрылся в лифте.

– Эм… Молодой человек?

Но он уже исчез. Я постояла на пороге с полминуты, пытаясь вспомнить хоть один раз, когда доставщик забывал об оплате. Это же ненормально? Может, он решил, что я оплатила заранее? Надо уже сделать себе кредитку… Я закрыла дверь и вернулась на кухню.

Наверное, слишком много заказов. С кем не бывает.

Лестер хищно принюхался. Наум сидел на столе у него перед носом и так и норовил заехать нетерпеливо виляющим рыжим хвостом по лицу.

– Слушай, Лестер, – начала я, положив коробку на плиту, подальше от вечно голодного кота.

– Слушаю, моя радость.

– Ты чего-то недоговариваешь.

– Ты тоже. Ты вот хотела сказать, чего точно не будешь делать. Только сначала… Ах, per favore[1].

Я поставила перед ним тарелку с треугольником горячей «Маргариты» и положила его пальцы на край тарелки. Наум тут же сунул нос ему под руку.

– Какая настырная кошечка! – с умилением протянул Лестер.

– Это мальчик!

Я тоже взяла себе кусок и прислонилась бедром к тумбочке.

– Так что ты будешь делать? – повторил Лестер.

Кто еще тут настырный.

– Я точно знаю, чего делать не буду. Не буду оживлять фантазии. И влипать в волшебные истории. Хватит.

Лестер прыснул в тарелку.

– А чем ты только что расплатилась за пиццу, позволь узнать?

Наум уже было совсем близко подобрался к тарелке, но Лестер, безошибочно прицелившись, щелкнул его по носу. Кот выгнул спину и зашипел.

– Эй! – Я подхватила Наума под брюхо. Тот полоснул меня длинным скрюченным когтем и ощерился. – Вот ты! Я же спасла тебя от двух ужасных детей!

Кот, явно не оценив моего великодушия, начал вырываться – пришлось поставить его на пол.

– Если хочешь знать, я вообще не заплатила, – закончила я.

Лестер блаженно улыбнулся.

– Ты не сможешь, – сладко протянул он и погрузился зубами в пиццу. – Ммм, Мадонна! Это божественно! Ты не сможешь жить без этого.

– Еще как смогу.

Лестер молча жевал. Наум принялся наворачивать круги вокруг кушетки. Я сжалилась и положила в его миску кусочек.

– И кем же ты хочешь стать, когда вырастешь? – осведомился Лестер с полным ртом. – Надо думать, писателем? Я периодически слышу тут шорох бумаги.

– Вот уж нет. Лучше мне