устроен. В древности вот считали, что весна наступает, потому что Персефона возвращается из царства Аида. И мать ее Деметра так радуется, что все вокруг расцветает.

Мифы Древней Греции? Он серьезно? Но вместо этого я спросила совсем другое.

«Ты считаешь, это правда? Про Персефону?»

Чтобы он увидел буквы, мне пришлось ткнуть в них пальцем. Мышцы тут же отозвались болью.

– Люди в это верили. – Антон пожал плечами, но получилось, как будто качнул телом вверх-вниз. – Во что верит много людей, то и правда. Так устроено.

Ну да. И Дед Мороз существует. И Снегурочка. И Персефона.

Я устало ткнулась лбом в стекло. Вместо полей с пасущимися коровами взгляд выхватил хаотичные отпечатки тех, кто ехал в электричке до меня, – крупные, мелкие, едва заметные, липкие и совсем прозрачные. К одному даже приклеилась крошечная мошка. Я дохнула на заляпанное стекло, и на нем проявились три коротеньких слова. «Мир сошел с ума».

Напротив раздался короткий смешок.

– А он никогда и не был нормальным.

Улыбка сделала лицо Антона несуразным. Наверняка он и сам это знал – искривленные губы тотчас выпрямились.

– Ты ведь просто веришь, что эти строчки сейчас появляются на столе, – пояснил он. – А кто-то поверил, что существуют Великие Девы: Весна – юная девушка, которая пробуждает природу, принося в мир новорожденное дитя. За ней приходит Лето – страсть и пиршество, время праздновать и любить. Потом настает время мудрой Осени с плодами посеянного. И в самом конце – убийственно холодной Зимы.

Люди во многое верят. Иногда хватает веры одного человека, как у тебя. Иногда нужно, чтобы поверил целый народ. Сложно мир устроен, в общем. И все в нем есть. Во что веришь, то и есть.

Я задумчиво потрогала крошечный осколок, впившийся в руку с внутренней стороны запястья. Вокруг него запеклась кровь. «Во что веришь, то и есть». Какое простое объяснение. Только Антон, видимо, не в курсе, что те, кто верит сам, вынужден платить за фантазии кусочками души. А Лестер никогда не упоминал, что веры нескольких людей хватит, чтобы что-то оживить. И про Дев он ничего не говорил.

Чего-то не хватало в этом пазле. Вопрос вертелся в голове, но я никак не могла его поймать. В электричке было душно, открытые форточки не спасали. Мысли путались и сливались в какофонию разрозненных сюжетов.

Вдруг за спиной раздался приятный мужской баритон:

– Билетики, граждане, готовим, показываем. Все готовим билетики!

Антон встрепенулся, рука нырнула под куртку, но почти сразу же легла обратно на колени. Что там такое? Повернуть голову казалось сродни пытке, так у меня затекла шея.

– Достаем, достаем, товарищи, – вкрадчиво повторил голос. – Позвольте… Да вот же он, из вашего кармашка торчит. Хорошего дня!

– Билетики, – зазвучало из другого конца вагона. Этого я могла видеть: высокий, кареглазый, в белоснежной рубашке, натянутой на груди, с ежиком блестящих каштановых волос и ослепительной улыбкой.

С каких пор порноактеры подались в проводники?

Я кинула быстрый взгляд на телохранителя. Тот не шевелился, только настороженно следил за обаятельным красавчиком.

– Билетик, девушка, – раздалось так близко над ухом, что дрожь пробежала по позвоночнику.

Передо мной на корточки опустился длинноволосый блондин с прической, какую я у мужчин раньше не видела: часть волос была собрана сзади резинкой, остальные лежали на плечах. Это мальвинка, что ли?

Парень выглядел как мой ровесник. Кожа чистая, уголки губ были задорно подняты, в мочке левого уха поблескивало сразу несколько тонких колец. Белая рубашка делала из него вылитого школьника – правда, школьника, который сбежал с уроков.

– С вами все в порядке? – мягко спросил блондин. – Вам нужна помощь?

Почему-то в этот момент он напомнил мне Эдгара, хотя из общего у них были только длинные волосы и серо-зеленый оттенок чуть прищуренных глаз.

Кажется, я покачала головой. Или только собиралась.

– Конечно, ей нужна помощь, – вставил второй. – Ты погляди, с кем она едет. Мы уж думали, Антоха, ты убился вслед за хозяйкой.

– Живой, как видишь, – глухо процедил Антон.

Я слушала их вполуха, не в силах оторвать взгляд от парня перед собой. Пара верхних пуговиц на его рубашке расстегнулась, и в вырезе мелькнули белые рубцы.

Он перехватил мой взгляд и негромко спросил:

– Как вас зовут? – В его медовом голосе можно было купаться, как в теплой реке. Мне вдруг стало жарко в своей влажной одежде. – Кивните, если вам нужна помощь.

– Тихо, Антоха, – донеслось издалека. Краем глаза я заметила, что кареглазый держит Антона за плечо. – Мы просто проверяем, зачем пустили дождь без разрешения Летней Девы. Может, на то была крайняя необходимость. Правда, красавица?

– Она еще не научилась управлять силой, – с раздражением ответил Антон.

– Так отправь ее к Юле, пусть учится. Мы проводим.

– Обойдется.

– А ты не решай за нее! Нет, правда, девушка. Как вас… – Кареглазый приветливо улыбнулся, ожидая, что я назову свое имя. – Летняя Дева будет рада с вами познакомиться. Она ничего вам не сделает.

– Смотри, как бы она ничего вам не сделала, – огрызнулся Антон.

– Думаю, у меня есть то, что вам нужно. – В руке у блондина засветился прозрачный шар с золотой сердцевиной, издалека напоминающий стеклянный.

Краем глаза я заметила, что Антон дернулся.

– Тихо. – Кареглазый крепче взял его за плечо. Приглядевшись, я поняла, что и его рука поблескивает тем же неярким светом. – Не мельтеши.

– Теплота, – проникновенно продолжил блондин передо мной, будто мы были одни, а вокруг горели свечи и играла приглушенная музыка. – Она даст то, что вам нужно. Это подарок Летней Девы.

От шара и правда веяло приятной теплотой. Она была мягкая и обволакивающая, как если бы рядом зажгли аромасвечку.

– Это подарок, – повторил он, и я вдруг поняла, что он предлагал. Голос. Мой потерянный голос.

Будто в ответ из глубины сознания поднялась мысль. Все мое возвращается ко мне. Ничего нельзя отнять у Зимы.

Не отрывая взгляда от серо-зеленых глаз, я прикоснулась к мерцающей сфере. Шар был упругим и податливым, как желе. Пальцы закололо.

– Старуха Хельга не ту нашла с перепугу, а? – поддел кареглазый. – Совсем еще девочка, смотри. Ути-пути.

Но парень передо мной не двигался. Он смотрел с сочувствием, как никогда не смотрел Эдгар, и не опускал руку. Ты должен принять от меня и боль, и радость. Вслед за этой мыслью в глубине тела зародился холодок, точно я проглотила кусочек мороженого. Он пробежал по внутренностям, тонкой ниточкой перелился через пальцы, и в то же мгновение шар, которого я касалась, заиндевел и раскололся. Парень вздрогнул – по его раскрытой ладони потекла струйка