Шрифт:
Закладка:
«Широко распространенной чертой глагольной морфологии эргативных языков является числовое согласование транзитивного глагола с прямым дополнением и интранзитивного глагола с подлежащим. …В целом ряде эргативных языков наблюдается супплетивизм глагольных основ ед. и мн. числа» (с. 131, 132).
«Эргативным языкам часто свойственна именная категория органической (неотчуждаемой) и неорганической (отчуждаемой) принадлежности» (с. 136).
Однако эта позиция в разных эргативных языках осуществляется недостаточно последовательно.
«Значительное число фреквенталий эргативности не составляет особенностей эргативного строя» (с. 141).
Г.А. Климов пытается доказать, что наиболее общая закономерность диахронического функционирования эргативного строя может быть сформулирована как тенденция к постоянной утрате импликаций и фреквенталий эргативности на всех уровнях языка.
«…Деградации старого качества сопутствует формирование элементов качественно новой языковой структуры – структуры номинативного строя» (с. 143).
В области лексики последовательно сокращается удельный вес диффузных и статических страдательных глаголов (см. с. 144), прослеживается тенденция к нейтрализации лексического противопоставления инклюзивного и эксклюзивного местоимений 1-го лица мн. ч. (см. с. 155).
В области синтаксиса выдержанная эргативная конструкция предложения становится невыдержанной.
«…аффективная конструкция предложения на более раннем этапе обнаруживает тенденцию к выравниванию с эргативной, затем она сливается с номинативной» (с. 157).
Сокращается сфера функционирования эргативной типологии предложения, происходит отмирание инкорпоративной связи между сказуемым и прямым дополнением (см. с. 164). Происходит постепенная нейтрализация морфологического противопоставления транзитивного и интранзитивного глагола, постепенно складываются предпосылки для форсирования грамматической категории залога (см. с. 175), наблюдается редукция категории аспекта (см. с. 180), эргативный падеж постепенно теряет характерное для него функциональное содержание и приобретает в языке статус варианта номинатива, формируется оппозиция именительного и винительного падежей (см. с. 190).
Обращаясь к вопросу о генезисе номинативного строя (глава пятая) и анализируя различные точки зрения, Климов приходит к выводу, что перечисленные факты дают основание констатировать независимость эргативной конструкции предложения от уровня развития мышления (см. с. 241).
Наиболее эффективным в плане решения генетического аспекта проблемы эргативности представляется сравнительно-типологический анализ целостных систем эргативного и активного строя (см. с. 213).
Структура языков активного строя специально ориентирована на передачу не субъектно-объектных отношений, которые находят здесь имплицитное выражение, а отношений, существующих между активным и неактивным актантами (см. с. 216).
Сравнение особенностей активного строя с особенностями эргативного строя приводит Климова к выводу о наличии преемственных отношений, которые могут существовать между активным и эргативным строем как целыми системами (см. с. 227).
«…ведущий механизм преобразования активной конструкции предложения в эргативную следует усматривать в плане ее содержания и что он должен сводиться к реинтерпретации формально уже существующего построения» (см. с. 230).
Эргативный строй рассматривается как некая фаза преобразования активного строя в номинативный.
Книга Климова «Типология языков активного строя» написана в том же плане, что и работа «Очерк общей теории эргативности». Автор стремится описать активный строй языков как целостный тип, мотивированный специфической глубинной структурой:
«Активный строй можно коротко определить как такой тип языка, структурные компоненты которого ориентированы на передачу не субъектно-объектных отношений, а отношений, существующих между активными и инактивными участниками пропозиции»[284].
Современные представители активного строя засвидетельствованы пока лишь на американском континенте.
«Активный строй представляется целостной системой признаков – координат языка, заявляющих о себе на его лексическом, синтаксическом и морфологическом уровнях» (с. 53).
«В формально-типологических параметрах активных языков могут быть расхождения. Отношения активности в одних языках могут передаваться в глаголе, в других – как в глаголе, так и в связанных с ним именных компонентах предложения, в третьих – исключительно в именах… Совокупность признаков координат его поверхностной структуры обнаруживает значительно меньшую приспособленность к передаче субъектно-объектных отношений, чем это имеет место в рамках эргативного и особенно номинативного строя» (с. 56, 57).
«В языках активного строя имеется противопоставление активной и инактивной конструкции предложения. Существует также аффективная конструкция предложения, передающая непроизвольное действие или состояние. Одной из важнейших лексических импликаций активного строя следует признать бинарное распределение всех имен существительных на класс активных, с одной стороны, и класс инактивных, с другой, отражающие по своему составу различие реальных денотатов по признаку наличия или отсутствия у них жизненной активности, жизненного цикла. Так, в языке хайда к активному классу имен относятся обозначения людей, животных и растений. Напротив, к инактивному классу относятся названия всей остальной совокупности предметов…
…Констатируемое лексическое противопоставление в структуре самих имен здесь не получает специального формального выражения, что придает соответствующим группировкам статус скрытых классов. Вместе с тем оно достаточно рельефным образом отражается на особенностях как синтаксической, так и морфологической структуры активных языков…
…В языках активного строя вместо оппозиции транзитивных и интранзитивных глаголов проводится противопоставление активных и стативных. Активные глаголы или так называемые глаголы действия передают различные действия, движения, события, производимые денотатами активного класса. Противопоставленные им стативные глаголы обозначают состояние, свойство или качество, преимущественно соотносящееся с денотатами субстантивов инактивного класса» (см. с. 83 – 85).
«…сами имена существительные и глаголы лишены соответствующих показателей и их принадлежность к определенной лексической группировке выявляется лишь в контексте» (с. 91).
Для языков активного строя характерно противопоставление сингулярных и плюральных глагольных лексем. При своей по существу идентичной семантике члены каждой такой супплетивной пары передают соотнесенность действия с единичностью или множественностью вовлеченных в нее референтов (см. с. 99).
Функционирование такой оппозиции связано с отсутствием или крайне слабым развитием в активных языках морфологической категории числа. Сама идея числа здесь связывается с «одушевленными» референтами (см. с. 101). В языках активного строя отсутствует класс посессивных глаголов. Связочный глагол отсутствует. Прилагательные в языках активного строя также отсутствуют (см. с. 102, 103). Характерно для языков активного строя противопоставление инклюзивного и эксклюзивного местоимения 1-го л. мн. числа (см. с. 109). В активных языках неизвестен глагольный инфинитив. Отсутствует возвратное местоимение сам, свой (см. с. 111, 112).
«Совокупность синтаксических импликаций активного строя обнаруживает самую непосредственную зависимость от принципов системной организации, реализованных в его лексической структуре» (с. 114).
Характерна для этих языков структурная доминация глагольного сказуемого над всеми словами, что отражается и на порядке слов, который можно отобразить схемами SOV и OVS (см. с. 115).
«Практически
