Ещё никогда в жизни с меня так быстро не сдирали одежду. И ещё никогда до этого занятие сексом не проходило на такой скорости. Я с трудом начал понимать, на каком свете нахожусь, а всё уже успело закончиться. Получив необходимое, Вобла завернулась в свою куртку и мгновенно уснула. Я же, ошарашенный и голый, сидел рядом и тупо смотрел на её длинные ноги. Если бы не худоба, то они выглядели бы весьма неплохо. И тут до меня наконец в полной мере дошло: я только что потрахался с Воблой! Ёлки-палки! Вот это да. Кто мог бы предположить, что до этого дойдёт. Покачивая головой, я неторопливо оделся и, накрыв голые ноги своей партнёрши её одеждой, лёг рядом. Ещё минуту я размышлял, не должны ли меня мучить упрёки совести по поводу двух совершённых мной за последнее время измен. Решив, что последняя в силу своей скоротечности вряд ли может быть отнесена к адюльтеру, я спокойно уснул.

Пришёл Круглый, припадая на раздавленную ногу и опираясь о стену искалеченной рукой, где уцелело лишь три расплющенных пальца. Лицо его напоминало арбуз, который уронили на асфальт с большой высоты: один глаз исчез под свисающей плотью, а второй болтался на тонкой белой нити. Отодвинув клочья кожи, Круглый уставился на меня багровым оком, источающим жуткий свет, и, разомкнув остатки губ, сказал:

– Завтра будет трудный день, береги её.

Его фигура начала быстро выцветать, теряясь на фоне тускло светящихся стен. Бледнеющий силуэт успел пробормотать:

– Не проспи и постарайся спасти.

Однако бледный призрак не исчез совсем, а, напротив, обрёл плотность, превратившись в Оксану, скрытую за неким мерцающим покрывалом. Она подплыла к Вобле и, погладив спящую женщину по короткому ёжику волос, печально сказала:

– Ей не выжить. Когда придёт время, поймёшь. – Оксана склонилась надо мной и прикоснулась ладонью к моей щеке. – Завтра важный день, помни об этом.

Губы призрака коснулись моих, но я ничего не ощутил. Глаза её оказались напротив моих, и я увидел в них бездонный мрак.

– Убей Зверя, – прошелестел бесплотный голос.

В конце коридора факелами поднялись два призрачных силуэта и, бормоча что-то неразборчивое, прошли мимо. Лица их были вроде знакомы, но я никак не мог понять, кого они мне напоминают. Лишь когда фантомы оказались рядом, один из них повернул голову, и я узнал Кошкарёва. Изо рта у него вылетало пламя, а глаза метали красные искры. Когда он заговорил, в его голосе лязгнул металл.

– Убей Шведа, – приказал он. – Убей, если хочешь выжить.

От этого столпотворения начинала кружиться голова, а всё окружающее плыло, словно в тумане.

Последним явился Сергей и, сев рядом с моим рюкзаком, начал в нём деловито рыться.

– Какого хрена ты там ищешь? – поинтересовался я.

– Свои глаза. – Он приподнял голову, и я увидел в его глазницах жирных белых червей. – Хочу увидеть, как ты сдохнешь.

Он захохотал, и отзвуки его хохота заполнили тоннель, отражаясь от стен, проникая в уши и разрывая черепную коробку. Не в силах терпеть эту боль, я завопил и проснулся. Но грохот никуда не исчез, напротив, он стал ещё громче. Не понимая, в чём дело, я завертел головой и наткнулся на Воблу, торопливо натягивающую ботинки.

– Подъём! – скомандовала она, оскалившись. – Едва не прощёлкали эту дрянь.

– Что случилось? – прохрипел я. – Какого хрена?

– Ты офигел в край? – рявкнула она, вскакивая. – Не слышишь? Феникс летит, мать его так, сваливать пора!

Слова её, помимо нарастающего вопля, получили ещё одно подтверждение – воздух вокруг нас начал дрожать, точно в летний день над разогретым асфальтом, а я ощутил лёгкое дуновение тёплого ветра, становящегося всё сильнее и жарче. Сон слетел с меня в один миг, стоило припомнить рассыпающийся скелет, и я немедля оказался на ногах. В ту же секунду Вобла закончила шнуровать ботинки и ринулась по коридору, ухватив на бегу своё имущество. Спотыкаясь, я бросился следом, едва не растянувшись, когда мой рюкзак зацепился за незаметный выступ на стене. Автомат пребольно наподдал под колено, и я с громкими матюгами забросил его за спину.

На стенах, полу и потолке танцевали багровые отблески приближающегося пламени, а жар, бьющий в спину, мало-помалу начинал припекать мою задницу. Очевидно, проклятая птичка приблизилась на критическое расстояние.

Неожиданно Вобла, несущаяся впереди, свернула в узкий проход, уходящий направо. Произошло это так внезапно, что я едва не пробежал дальше, свернув в самый последний момент. Цепляясь плечом за стену, я обернулся, ужаснувшись, насколько близко находится живое пламя, помахивающее огненными крыльями. За это мгновение я успел рассмотреть, как именно проистекает пульсация твари, намеревающейся спалить нас заживо. Феникс как бы съёживался, те ряя часть своей яркости и превращаясь в бесформенную массу, но тут же вновь вспыхивал, принимая подобие огромной сияющей птицы. И так далее…

Узкий проход порадовал полумраком и прохладой, и я, продолжая задевать плечами стены, бодро засеменил вперёд. Так я преодолел пару десятков метров, прежде чем Феникс успел сообразить: его завтрак куда-то исчез, и начал розыск оного. Рёв чудовища стал намного громче, приобретая новые обертоны. Скажем как можно мягче: тварюка рассердилась. Не оглядываясь, я бежал, размышляя о двух вещах: сумеет ли эта пакость пролезть в узкий коридорчик и не заканчивается ли он тем самым тупиком, о наличии которых предупреждал Теодор.

Ответ на первый вопрос я получил достаточно быстро: вопль огненной птицы сменился торжествующим кличем, а громкий хруст дробящегося камня возвестил, что чудовище ломится следом за нами. Поскольку хруст и треск не прекращались, приближаясь, нетрудно было догадаться: пакость сумела-таки двигаться по узенькому коридорчику. Оставалось надеяться, что во втором пункте нам повезёт гораздо больше.

Видимо, это был не наш день. Я обнаружил Воблу стоящей перед несокрушимой стеной, преграждающей нам путь. На полу лежал обугленный череп, издевательски скалящийся мне в лицо. Похоже, мы были не первыми, кто пытался спастись этим путём.

– …дь! – выдохнул я, останавливаясь. – Всё? …дец?

– Назад! – рявкнула Вобла и, отпихнув меня, бросилась навстречу приближающемуся хрусту и рёву.

Больше всего это напоминало внезапное помешательство, но у меня всё же сохранилась слабая надежда, что моя спутница знает цену своим поступкам даже в такие конченые моменты. Впрочем, ничего другого я всё равно придумать не мог, поэтому побежал за ней. В общем, мы неслись навстречу Фениксу, как два психованных мотылька на рандеву со свечой. Непроизвольно я начал завывать, выть и визжать.

Мои песни закончились в тот момент, когда Вобла упала на пол, а я, зацепившись за её ногу, обрушился сверху. Женщина коротко матюгнулась и, спихнув меня, начала протискиваться в узкую щель, которую я до этого не заметил. Если такая худая, хм, вобла с трудом пропихивалась в расщелину, я просто не представлял, как мне удастся туда проникнуть.

Оказывается, зря волновался. Стоило мне подползти к щели, как оттуда высунулась рука и, вцепившись в моё плечо, потащила под стену. Несколько секунд я с диким ужасом думал, что ничего не получится и мне останется дожидаться Феникса, подобно Винни-Пуху, застрявшему в кроличьей норе. Спустя эти долгие несколько секунд я понял, какие чувства испытывает пробка в бутылке шампанского, когда её выпускают на свободу.