Шрифт:
Закладка:
– Ты, наверное, долго к этому готовилась. Дай мне маркер.
– Я оставила его в магазине, – ответила Лорен.
– Нет, он у тебя.
Она вытащила из носочка маркер и протянула мне. Потом молча заплакала. Мне стало больно, в сердце будто вонзили шампур.
– Тебе надо преподать урок, ты должна понять, что твои действия влекут за собой последствия, – сказал я.
Спина Лорен ритмично поднималась и опускалась от безудержных рыданий. По лицу непрекращающимся потоком текли слезы.
– Прошу тебя, – сказала она, – не надо меня отсылать.
Я сделал глубокий вдох и сказал:
– Шесть месяцев. Тебе полгода нельзя возвращаться домой.
Лорен застонала. От этого безотрадного звука мне самому на глаза навернулись слезы.
– Это ради твоего же блага, – сказал ей я, – мне больно ничуть не меньше тебя. Я всегда пытался растить тебя правильно, но теперь вижу, что у меня ничего не получилось. Ты портишь имущество и беззастенчиво врешь. И поэтому должна понять, что подобные фокусы недопустимы. А если бы та женщина тебе поверила?
Последующее расставание оказалось настолько мучительным, что я постарался исторгнуть его из памяти. Мы о нем не говорим. За те месяцы прилетавшие по утрам птицы стали для меня еще большим утешением. Мне обязательно нужно было дарить кому-то любовь.
Когда этот мрачный период завершился и Лорен возвратилась домой, я предпринял меры предосторожности. Теперь всегда закрываю на три замка дверь и запираю шкафчик с ноутбуком. А еще пересчитываю маркеры перед тем, как их спрятать. Это нелегко, но я все же обеспечиваю ей безопасность.
После этого Лорен, похоже, переменилась. Осталась все такой же громогласной, но как-то опустошилась и стала напоминать характером гораздо более юную девочку. Я подумал, что дочь усвоила урок.
Этим вечером я очень расстроен и поэтому готовлю себе горячий шоколад с мятой.
Рецепт горячего шоколада с мятой от Теда Баннермана. Подогрейте молоко, положите в него наломанный кусочками шоколад и растворите его. Добавьте по вкусу мятного ликера. При желании можно долить и бурбона. Сейчас ведь ночь, вам никуда не надо! В итоге у вас должна получиться достаточно густая, вязкая масса. Если хотите, также положите в нее мелко нарубленной свежей мяты. Вылейте все в высокий стакан с ручкой. Если его нет, то вполне подойдет и кружка. (У меня, например, нет.) Сверху положите взбитых сливок, потом посыпьте шоколадной крошкой или мелко наломанным печеньем. Чтобы это съесть, вам понадобится ложка.
Напиток мне нравится готовить медленно, перемешивая шоколад и размышляя. Предаваясь этому самому занятию, я сую в карман руку – у меня есть такая привычка, когда задумываюсь, – и мои пальцы нащупывают клочок бумаги. Я вытаскиваю его и вздрагиваю. Убийца. Это список подозреваемых, составленный мной после убийства птиц. Как он оказался у меня в кармане, я же ведь запер его в шкафчике с мелками Лорен? Под ее именем дописано еще одно. Почерк я узнать не могу.
Мамочка
Так, это очень жестокая, страшная шутка. Если на свете и есть кто-нибудь, кто точно не мог этого сделать, то это Мамочка. Ее больше нет.
Я рву список и бросаю его в помойку. Теперь мне не поможет даже горячий шоколад с мятой.
Прошу вас, придите сюда и арестуйте Теда. За убийство и другие преступления. Я знаю, в этом штате действует смертная казнь. Он заставляет меня делать домашнюю работу по обществоведению. Когда закончу, попытаюсь выбросить эту кассету через щель в двери, куда кладут почту. Надеюсь, ее кто-нибудь найдет.
Отправляясь в лес, Тед всегда берет с собой нож. Может, он сделает что-то плохое со мной, а может, я с ним. Но закончится все точно в лесу, где покоятся остальные. Мы погаснем, как небольшая свеча, оставив после себя лишь тихий мрак. Я, можно сказать, с нетерпением этого жду. Потому что создана для боли и без остатка из нее состою. Иной цели, кроме как умереть, у меня нет.
Он думает, что здесь я его не слышу, но это не так. Наверное, забывает о моем существовании сразу, когда закрывает дверь. Какой же он урод с этими своими дурацкими рецептами. Сэндвич с клубникой и уксусом придумал совсем не он. Это знаю даже я – из кулинарной передачи по телевизору. Я слышала, как он говорил с кошкой о том, чтобы завести – подумать только! – дневник чувств. Вот же БОТАНИК. Но эта мысль пришла мне в голову именно тогда, поэтому тот случай можно считать везением. Нет, я не нахваталась знаний из книг, но придумывать планы все же могу.
Магнитофон обнаружился в холле в шкафу, единственном, который Тед не держит на замке. Думаю, потому, что там ничего нет, лишь кипы старых газет. Но я, найдя этот аппарат со вставленной в него кассетой, подумала: «Вот он, мой шанс».
Сейчас я сижу здесь в темноте, готовая положить все на место, если он вернется. Лента действительно старая, с черно-желтой наклейкой. На ней что-то написано. Заметки. Я ее даже не слушала и так знаю, что на ней. В груди вспыхивает острое чувство. От того, что я ее перезаписываю, мне становится хорошо. Но вместе с тем и страшно.
Интересно, а как живут обычные люди, которым не надо постоянно бояться? А может, боятся все и всег… О боже, он идет сю…
Я пытаюсь записывать свои мысли, но вой звучит на пределе громкости. Он перешел в вопль. Мне кажется, что вот-вот лопнет голова. Я не могу, не могу, и все.
Ууууиииииоооо… – скрежещет по металлу металл, терзая мой несчастный мозг, мои нежные ушки и деликатные косточки… В черепушке долбит молоток. Поэтому когда слышится голос, он не в состоянии его перекрыть, поначалу я его даже не слышу.
– Оливия, – произносит он не громче взмаха крыльев бабочки, – Оливия.
Ууууииииииоооо…
– Кто здесь? Где ты? – спрашиваю я, потихоньку выбираясь из-под дивана, хотя и понимаю, что пользы от этого не больше, чем от разговора с телевизором, потому как меня наверняка зовет какой-нибудь тед, а они все равно ничего не понимают.
– Оливия, иди сюда.
У меня оглушительно бьется сердце. Я на пороге чего-то важного. И если сейчас на это пойду, то потом никогда уже не смогу вернуть обратно утраченное знание. Какая-то часть моего естества жаждет опять забраться под диван и обо всем забыть. Но я не могу. Это было бы неправильно.
Я узнаю голос и понимаю, откуда он идет. Мне еще никогда так не хотелось ошибиться.
Иду на кухню и подхожу к своему ящику. Это, конечно же, никакой не ящик, а старый морозильный шкаф, просто я его так называю. Мне нравится в нем спать – там тихо и темно. Но иногда Тед наваливает на него сверху всякий хлам. Хлам тяжелый. Как вот сейчас.
Я тянусь ушком вперед. Вой перешел в верхний регистр, будто какая-то певица исполняет рядом оперу. Но мне все равно слышен ее голос, пробивающийся сквозь эту арию.
